Да не судимы будете - Игорь Черемис

Я на мгновение задумался. В принципе, переезд Савы в Москву на мои планы не влиял никак, хотя надо будет где-то его селить и как-то развлекать, но он мальчик уже взрослый, может, сам справится. На раскрутке песен это тоже не скажется, хотя то, что Сава не знал названия группы, немного смущало. Думаю, если бы это были «Веселые ребята» Слободкина, он бы запомнил. Правда, я был уверен, что Слободкину не нужно было искать песни где-то в Киеве, да и звали его Павлом, а не Юрием.

— Сава, пока горячку не пори, — посоветовал я. — Продиктуй номер, я проверю этого Юрия, а там посмотрим. С Дутковским своим тоже не гони, не хочет «Траву» выдавать сейчас, и хрен бы с ним, только потом пусть не жалуется, что кто-то успел первым. Известно же, что кто раньше встал, того и тапки.

Номер Сава прилежно продиктовал, а я записал. Мне это набор цифр ничего не говорил, я лишь подавил желание сразу же позвонить туда и поговорить с неведомым Юрием лично. Надо всё делать по порядку.

* * *

Котлеты я готовил в задумчивом состоянии, а ел безо всякого аппетита — они оказались не слишком вкусными, но я буквально заставлял себя их жевать и глотать, хотя очень хотелось обойтись одним чаем с бутербродами. Ещё я пожалел, что не взял пива — сейчас оно было бы в кассу.

Думал я, правда, не о Саве и о его москвиче по имени Юрий. Эта проблема вполне могла подождать до завтра, когда я доберусь до наших конторских справочников и узнаю об этом змее-искусителе всю подноготную, собранную моими коллегами. Потом уже можно и подумать, что с ним делать и что советовать Саве.

А вот мои диссиденты меня занимали более плотно. Сегодня я от них сбежал, но завтра всё равно придется к ним возвращаться, потому что от дела Якира зависело моё будущее в Комитете. Я плохо представлял себе это будущее, но оно обязательно должно быть блестящим. В каком-то из вариантов, например, я занимал место Бобкова и курировал всех антисоветчиков страны. Правда, всё это были лишь мечты. Сейчас Бобкова некуда было девать, потому что следующая ступенька в его карьере — это зампред Комитета; в моей реальности его сдвинули с Пятого управления лишь в восьмидесятые, когда ставший Генсеком Андропов расставлял заместителями нового председателя верных себе людей. То есть и Бобков сейчас достиг своего потолка, и мне деваться было некуда. К тому же я пока был всего лишь майором, которому максимум что доверят — один из отделов, да и то не факт. Полковников и подполковников в нашей системе сейчас был переизбыток, а у того же Бобкова имелись и собственные заместители, которые тоже хотели попасть повыше.

Но я не без оснований рассчитывал на то, что после успешной отправки Якира на нары мне дадут подполковника и поручат что-то посложнее. Ещё я очень хотел, чтобы под меня сформировали постоянную следственную группу, пусть и с переменным составом — это позволит выхватывать диссидентов на постоянной основе, без лишней штурмовщине. Перевести этот нелегкий труд на некий принцип конвейера, который позволит не тратить лишние ресурсы на бесполезные действия. Все антисоветчики должны понимать, что они сядут рано и поздно — и, скорее, рано, чем поздно. В таких условиях у иностранных разведок пропадет имеющаяся сейчас гибкость в подходах — они должны будут играть по нашим правилам, которые мы будем периодически менять. Но для этого мне нужно всё-таки продавить закон об иноагентах — я очень надеялся, что своими действиями немного отодвинул точку невозврата, когда этот закон будет бесполезен и даже вреден. С двумя большими звездами на погонах проталкивать его будет легче, особенно если удастся переманить на свою сторону Бобкова — все же Андропов прислушивается к его мнению, а сам глава КГБ, как показала практика, мог договориться и с непробиваемым Сусловым.

Я доел свой холостяцкий ужин, допил чай, помыл посуду и собрался переместиться в комнату, чтобы немного поиграть на гитаре. Но тут стукнула входная дверь — и я пошел встречать Татьяну.

— Как дела? — спросил я, чмокнув её в щеку.

— Врач выглядел довольным, — ответила она.

— Коли доктор доволен, так и больному легче, — я улыбнулся.

«Формулы любви» этот мир ещё не знал, а в повести Алексея Толстого персонажа Броневого не было.

— Это точно, — подтвердила Татьяна. — Он сказал, чтобы я не переживала и больше по больницам не бегала, спросил, в каком роддоме рожать собираюсь, и одобрил — там недавно провели обработку и всё должно быть нормально.

Я смутно представлял, что за «обработку» она имела в виду, но, видимо, для неё это было важно — да и для врача тоже, — поэтому просто кивнул.

— Вот и хорошо. Ты есть будешь? У меня котлеты из кулинарии, не очень вкусные, но съедобные. И что-то на гарнир можно…

— Нет, не хочу, — она помотала головой. — Я к родителям забегала, там поела. Мама хотела мне с собой кастрюльку дать, чтобы и тебя накормить, но я отказалась.

— И правильно, ещё еду мы через всю Москву не возили, — я погладил Татьяну по голове. — Ну раз так, то могу предложить небольшой концерт. Мне тренироваться надо, а тут малость свободного времени образовалось. По телевизору всё равно нет ничего интересного.

Тут я, конечно, слегка кривил душой — у меня и у людей из 1972 года были очень разные представления о том, что может быть интересным для телезрителей. Наверное, кому-то по вкусу пришелся и фильм «Джура Саркор», который собирались показывать по Первой программе в самый прайм-тайм. [1]

Но вкусы Татьяны я уже немного знал, так что говорил вполне уверенно. Думаю, её даже не привлек бы репортаж с гастролей в Москве театра драмы Латвийской ССР.

— Можно и так, — согласилась она. — Только я чай себе сделаю и приду…

* * *

Эти «концерты», как я их называл, понемногу становились у нас регулярным развлечением. Я играл на гитаре — либо на акустике, либо на электрике, —