Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз
Эти временны́е модели могут варьироваться в зависимости от типа фоновых факторов, которые воздействуют на родителей (состояние социального стресса, пространственная изоляция места происшествия и доступность различных ресурсов контроля). Однако представляется вероятным, что должно произойти определенное временно́е нагнетание – как в долгосрочной, так и в непосредственной кратковременной ситуации – вне зависимости от характера этих фоновых условий; более сильные факторы стресса, изоляция и отсутствие иных ресурсов, помимо принуждения, способны укорачивать продолжительность этих временны́х условий, но определенно не делать их чрезвычайно короткими. Одна из таких закономерностей наблюдается, к примеру, в ситуации, когда к женщине приходит ее приятель (обычно для того, чтобы заняться сексом), а ее ребенок или дети капризничают, болеют или плачут. Здесь перед нами с большой вероятностью конфликт за внимание (хотя он имеет негласный характер и не воспринимается открыто в таком качестве), в результате чего поединок продолжается по меньшей мере несколько минут или часов. Приятель матери, который в конце концов наносит ребенку шлепок, оборачивающийся жестокой травмой, или швыряет плачущего младенца об стену, действует не просто в состоянии мгновенной безысходности, пусть даже это сочетается с длинной чередой стрессовых факторов и типичной неспособностью справиться с этой безысходностью. Здесь мы наблюдаем именно временной сценарий конфликта – поединок воль, прошедший через несколько стадий эскалации. У заглянувшего к матери приятеля может быть не такой сильный «детонатор» терпения, как у родного отца ребенка, а еще быстрее он может взорваться под воздействием каких-нибудь веществ. Однако так или иначе существует временна́я схема с этапами, которые должны быть пройдены по нарастающей, прежде чем мужчина прибегнет к подавляющей силе против физически слабого ребенка[5].
Плач представляет собой конфликтное взаимодействие. Это оружие слабых, использование которого может быть опасным, – и все же это оружие. Взаимосвязь между слабостью – даже таким крайним ее проявлением, как физическая немощь, – и виктимностью опосредована временны́м процессом конфликта, в котором действия одной из сторон носят исключительно коммуникативный и эмоциональный характер. Эти действия трудно игнорировать, поскольку они относятся к тем формам эмоционального выражения, для которых характерна наибольшая межличностная вовлеченность. Плач вызывает асимметричную вовлеченность во взаимодействие – в отличие от симметрично вовлекающих эмоций, которые разделяют обе стороны, таких как радость/смех, печаль, а порой и страх и гнев. Плач взвинчивает плачущего, при этом в процессе производства звуков происходит телесное вовлечение в собственные ритмы. Как демонстрирует Джек Катц, в мельчайших деталях проанализировавший различные видео- и аудиозаписи, плачущего ребенка поглощает само издание повторяющихся хныкающих звуков [Katz 1999: 229–273]. Этот процесс напоминает пение: песня-плач затягивает все внимание ребенка в нечто вроде кокона, скрытого внутри его собственного тела, как вдруг ребенок осознает тело воспитательницы (в данном примере речь идет о сотруднице детского сада), нарушающее извне эту «скорлупу». Воспитательница попадает в тот же самый ритм движений тела: она пытается переключить внимание ребенка на что-то другое и заставить его перестать плакать, но ее собственные движения синхронизированы с жалобным плачем ребенка, который звучит как то нарастающая, то идущая на спад песня-причитание. Происходит взаимное вовлечение двух тел – в этом случае (как и во многих других) со стороны воспитательницы оно имеет благонамеренный характер, хотя к нему и примешивается разочарование из‑за трудностей с тем, чтобы заставить ребенка прекратить плач. В данном примере конфликт имеет относительно низкую интенсивность, поскольку ребенок находится в синхронии со своим наставником, а взрослый главным образом ему уступает. Борьба вокруг вовлечения, в ходе которой с обеих сторон накапливается ожесточение, а также, возможно, такие эмоции, как страх, гнев и чувство вины за собственное поведение, обнаруживается в конфликтной реакции на плач, которая переходит в насилие.
Во всех разновидностях жестокого обращения с людьми – с детьми, супругами и пожилыми – присутствует временной процесс, в котором конфликт формирует эмоциональную вовлеченность. Знание о временны́х моделях было бы полезным для практических мер обучения предотвращению насилия, поскольку оно способно дать осознанное понимание, в каких зонах возникает максимальная опасность.
Три траектории: нормальный ограниченный конфликт, резкая наступательная паника и режим запугивающих пыток
Согласно гипотезам, выдвинутым исследователями, существует два типа семейного насилия. Первый из них, который М. П. Джонсон [Johnson 1995] называет «обычным насилием в паре», встречается довольно часто, не отличается повышенной жестокостью и в современной Америке практикуется в равной степени как мужчинами, так и женщинами. Вторая разновидность – семейное насилие, используемое в целях контроля; Джонсон называет его «камерным (intimate) терроризмом», включающим серьезные физические травмы или постоянную атмосферу угроз; такое насилие осуществляют преимущественно мужчины, а его жертвами оказываются в основном женщины. Как будет показано далее, у этого жестокого насилия, в свою очередь, есть две причинно-следственные траектории: наступательная паника и режимы запугивающих пыток (terroristic torture). В случае супружеского насилия и
