Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский
Та и так 25 лет была моей. Мужу изменяла – значит, и мне бы рога наставила, окажись я на его месте.
А жених дурак был, даром что мой приятель. Узнал, что невеста – не девочка. Прибежал ко мне, вопил: «Люблю ее!» А я ему: «Что орешь? У меня через два дня своя свадьба. Хочешь расстроить – не получится. Предупреждали же – не суй нос туда, куда другой хрен сунул». Он заплакал и ушел. Духу не хватило от нее отказаться. Она потом больше со мной жила, чем с ним. Моей жене подарки носила, чтобы та не злилась. И супруга их принимала – знала, что пока я обязанности по дому выполняю, мне и слова поперек сказать нельзя. Этим хороши наши законы. Если жена взболтнет лишнего, можно дать по еб… у, и ее же братья меня поддержат. Так и прожили душа в душу. Сына вырастили. Я ему тоже невесту подыскал. Тихую, скромную. Надеюсь, и он дочерей правильно воспитает.
• • •
Гостил у нас как-то семнадцатилетний столичный паренек, и влюбился он в местную красавицу. Пристал, как банный лист. Она к нему потом даже в Москву ездила – объяснять, что ничего у них не выйдет. Уж думали, не вернется, но обошлось. Правда, донимать он стал пуще прежнего. К следующему его визиту мы разработали особый план. Парень-то очень приличный был. Накрасили мы эту девушку пострашнее. Как он к дому подошел, дали ей в одну руку стопку водки, а в другую – сигаре-[ту. Хотели еще научить материться, но она не справилась. Впрочем, все равно сработало отлично. Увидел парнишка чудо, которое мы сотворили, и с первого взгляда исцелился.
• • •
Самым дешевым подарком, что я когда-либо покупал, было золотое солнышко на цепочке из скифского кургана на севере Астраханской области. Неровное такое. Выменял его у черного археолога на пару бутылок водки. Вернулся в город и пригласил одну девушку в ресторан. Думал надеть на нее то, что, может, древняя принцесса носила. А она, сука, не пришла, и я его официантке отдал, вместо чаевых.
• • •
Долгие годы одно селение страдало без моста через реку. Жители ездили за многие километры в объезд, строчили жалобы да костерили равнодушное государство. Наконец правительство наняло итальянских специалистов, и те воздвигли мост. Все немедленно возмутились – как же так? Мы тут живем, а строить позвали каких-то макаронников, словно у нас руки кривые и голова не варит. Собрались всем миром, чуть ли не год бесплатно вкалывали и сделали свой мост рядом с итальянским – да так, чтобы пролет был самым большим в республике. Теперь они своим пролетом страшно гордятся.
• • •
Когда после войны все в Америку уезжали, калмыков не хотели пускать. У американцев в то время проблемы с китайцами были, и нас они тоже за китайцев принимали. Но опытные калмыцкие юристы в Страсбургском суде доказали, что калмыки не китайцы, а европейцы…
Злые шахматные Амуры
Покровителем калмыцкого народа считается Белый Старец – веселый бородач, умеющий сразиться с грозным врагом и любящий приложиться к бутылке. В традиционных буддистских танцах он шутками преодолевает излишнюю серьезность окружающих его гневных божеств. И калмыки достойно следуют своему покровителю. В Краеведческом музее Элисты вам с гордостью поведают, что к этому народу принадлежали главные азиатские полководцы от Чингисхана до Сухэ-Батора. Затем расскажут, что степные буддисты всегда предпочитали смерть рабству. Поэтому у них издревле не было не только крепостного права, но даже тюремного заключения, и худшее, что можно было сделать с мужчиной – опозорить его, обрядив в женское платье. Но звездный час калмыков настал, когда их отряды, преследуя Бонапарта, дошли до самого Парижа. Видя, что французы намерены держаться до последнего, русские генералы выпустили против них калмыцких богатырей в традиционном боевом облачении – в шапке и набедренной повязке, с луками в руках. Этот скромный костюм украшали притороченные к седлу отрубленные головы, а сами воины обмазывались кровью и особыми благовониями, из-за которых впадали в боевой транс.
Злые Амуры, как их немедленно окрестили французы, так перепугали гвардейцев Наполеона, что те почитали за удачу, если удавалось побыстрее сдаться в плен первому попавшемуся солдату, на котором были хотя бы штаны. А когда французам тонко намекнули, что Амуры войдут в столицу первыми и пробудут там неделю, после чего Париж превратится в голую steppe, пригодную лишь для того, чтобы дикари пасли там своих низкорослых лошадок, император Александр немедленно получил из трясущихся рук мэра ключи от города. Зато когда на Францию сто с лишним лет спустя напал Третий рейх и сопротивление французов было быстро сломлено, последним героически отстреливался калмык, громко напевавший на родном языке эпос «Джангр». И пусть официальные историки твердят свои унылые версии, этот рассказ лучше любого их документа показывает и бесшабашность калмыков, и живость их воображения, и, конечно же, умение красиво приврать. Недаром здесь так почитаем Остап Бендер, чьим именем в Элисте назван целый проспект, ведущий к Городу шахмат, который тоже появился здесь не случайно.
Жизнь кочевников способствовала изобретению всевозможных головоломок, скрашивавших долгие вечера в юртах. Калмыки с удовольствием резались в карты. Считалось, что это занятие развивает память. А шахматы и вовсе были всеобщим культом, да таким, что родитель, не обучавший детей этому искусству, считался нерадивым. Все фигуры на доске были одинакового цвета. Только с одной стороны были обычные кони, верблюды с вислыми горбами и старый хан, с другой – вздыбленные кони, верблюды с прямыми горбами и молодой правитель. Это увлечение калмыки пронесли через века, и даже в сибирской ссылке мастерили шахматы из подручных предметов. Отец знакомой калмычки вырезал их из картошки, за что вечно получал нагоняй – и так голодно, а он еще