Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя - Дин Джобб
В 1870-х годах в Макгиллском университете училось около 350 студентов, почти половина из которых изучали медицину, и все они были мужчинами. Пройдет еще 10 лет, прежде чем женщин допустят к занятиям. Жизнь кампуса вращалась вокруг литературного общества, клуба любителей снегоступов и университетских видов спорта, таких как футбол и хоккей. Любители музыки создали хоровой клуб, чтобы устраивать благотворительные концерты и, как надеялись в The McGill Gazette, вселять «дух песни… в наших мужчин». Крим, возможно, был одним из членов клуба – его голос был достаточно хорош, чтобы юношу пригласили спеть на обеде университетского литературного общества в январе 1876 года.
Райт в своей вводной лекции предупредил курс 1876 года избегать «ловушек вредных привычек», таких как курение и употребление алкоголя.
«Будьте кем угодно, – умолял он, – только не пьяными докторами».
Крим поддался одному из искушений, против которых выступал Райт, – он начал курить тонкую глиняную трубку, а позже перешел на жевательный табак. И, как и его сокурсники, он, несомненно, сильно пил. Студенты-медики того времени, отмечали в Harper’s Magazine, имели репутацию «беззаконных, буйных и пристрастившихся к ночным развлечениям» людей. Иногда после ужинов в ресторанах Монреаля пьяные студенты Макгиллского университета даже вступали в конфликты с полицией.
Крим нашел комнату в нескольких кварталах к югу от кампуса. Его приютила Джейн Портер – учительница музыки, которая селила постояльцев в доме 106 по Мэнсфилд-стрит. Он прожил там все четыре года учебы в Макгиллском университете, деля дом со сменяющимися банковскими и железнодорожными служащими и еще одним постоянным жителем – вдовой по имени Мэри Блэквуд. «Он всегда вел себя как джентльмен», – сказала Портер Джарвису, когда детектив разыскал ее. Но студенты и профессора знали Крима как другого человека – неприятного юношу, который выставлял напоказ свое богатство. Джеймс Белл, который учился на курс младше него, и Уолтер Сазерленд с курса 1874 года считали его человеком, которого следует избегать. «При возможности они не общались с ним, – отметил Джарвис в отчете, – им не нравились его манеры». Белл и Сазерленд так и не объяснили, что именно им не нравилось в Криме, а Джарвис подтвердил, что администрация колледжа не получала жалоб на поведение Крима во время его пребывания в Макгиллском университете. И все же Крим славился экстравагантным и распутным образом жизни. Роберт Крейк, преподававший химию в медицинской школе, вспоминал его как «довольно дикого и любящего яркую одежду и украшения».
У студентов-медиков был шестимесячный перерыв между учебными годами – с начала апреля до конца сентября, – и им предлагали использовать это время для прохождения факультативных курсов в местных больницах, где они могли больше узнать о болезнях и методах их лечения.
Однако Крим решил вернуться в Квебек, чтобы работать на своего отца. В марте 1874 года, когда Томас учился на втором курсе, Уильям Крим снова женился. Элизабет Харбесон, дочь бухгалтера из Квебека, была на 14 лет моложе нового мужа. Крим боготворил свою мать, а потому не должен был обрадоваться свадьбе, но его реакция на этот брак и отношения с мачехой доподлинно неизвестны.
Дэниел Крим вспоминал, что отец Томаса дал ему хорошо оплачиваемую работу, так что он был «отлично обеспечен деньгами, когда зимой учился в колледже», – средствами, которые ему были нужны, чтобы ни в чем себе не отказывать. Он позировал для серии студийных фотографий в Макгиллском университете и попросил известного монреальского фотографа Уильяма Нотмана, который объявил себя «Фотографом королевы» и делал портреты политиков, бизнесменов и знаменитостей того времени, оказать ему эту честь. Он заплатил по крайней мере за четыре сеанса, все еще будучи студентом Макгиллского университета. На одной фотографии он одет в строгий сюртук, цилиндр, накрахмаленную рубашку и полосатый галстук с булавкой. На другой он снял пиджак, но оставил цилиндр; в жилете и рубашке с коротким рукавом, с карманными часами, болтающимися на поясе, глиняной трубкой в одной руке и экземпляром студенческой газеты Макгиллского университета – в другой, он принял расслабленную позу и посмотрел в камеру. Для других фото он надел огромную шубу, а затем его запечатлели прислонившимся к колонне и засунувшим правую руку между пуговицами, как Наполеон. Его одежда выглядела дорого. В 1874 году Томас оформил страховой полис на вещи в своей комнате на Мэнсфилд-стрит. Если что-то случилось бы, страховая компания Коммерческого союза Монреаля могла бы заплатить ему за одежду и другие личные вещи до 1000 долларов, что в пересчете на сегодняшнюю американскую валюту эквивалентно почти 18 тысячам долларов.
Крим, держа в руках трубку и номер студенческой газеты Макгиллского университета, позирует в фотостудии Нотмана в 1874 году (музей Маккорда I-99946.1)
Несмотря на то что Криму было лишь едва за 20, на фотографиях видно, что его каштановые волосы редеют над висками, оставляя вихор посередине головы. Густые брови и смуглый цвет лица придавали выразительности его серым глазам. Самой заметной чертой Крима был тяжелый квадратный подбородок с небольшой ямочкой; в сочетании с узкими плечами это делало его голову немного великоватой для тела. «Плотное телосложение, полное лицо и лоб… Тяжелые массивные челюсти и подбородок», – гласила одна не слишком лестная оценка его внешности. В нем было 175 сантиметров роста, он весил 80 килограммов, и, покупая пару ботинок, он попросил девятый размер. Крим носил усы, которые за четыре года учебы в Макгиллском стали шире и гуще и на какое-то время загнулись вниз. К тому моменту, как ему исполнилось 26, он отрастил массивные бакенбарды с каштановым оттенком, из-за чего открытым остался только подбородок с ямочкой. Новый облик заставил его челюсть казаться меньше и сделал лицо более симметричным, что, вероятно, и являлось его намерением.
По мере того как менялась внешность Крима, трансформировалась и его личность. Становилось все труднее
" alt="Артур Конан Дойл - Пестрая лента">
