Окрик памяти. Книга третья - Виктор Ефимович Копылов
Надо ли говорить, что я при первом же посещении Москвы стал обладателем десятка первых отечественных карманных электронных калькуляторов. Они разошлись по кабинетам ректоров Тюмени и по кабинетам Минвуза РСФСР, а два из них стали экспонатами музея. Надо сказать, прибор в клеенчатом футляре был исполнен очень изящно, с закрывающейся крышкой дисплея, очень тонкий по отношению к таким же зарубежным собратьям (илл. 560). В инструкции к прибору его авторы писали: «Уважаемый коллега! Вы становитесь обладателем первого отечественного маломощного микрокалькулятора с индикатором на жидких кристаллах «Электроника БЗ-04». Не будучи в состоянии удержать восторг по поводу создания шедевра электронной техники, его авторы на корпусе калькулятора отразили цифру, надо полагать поразившую их самих, – «6000 транзисторов!» Единственным недостатком прибора стало бледно-серое свечение цифр на жидких кристаллах. При ярком дневном освещении шкала смотрелась плохо. С этих знаменитых калькуляторов начался закат эры логарифмических линеек.
Экспозиция «революционных» технологий. Такого рода экспозиция впервые создается в Музее истории науки и техники. Слово «революционные» взято в кавычки только потому, что, возможно, оно звучит здесь несколько высокопарно. Лучше было бы назвать эти технологии необычными или малоизвестными. Дело, однако, не в названии, а в том, чтобы показать посетителю музея, особенно школьного возраста, действительно необычные явления техники, способные поразить воображение молодого человека. Экспонатов подобного назначения в музее немало. Один из них показан на илл. 561. Он представляет собой небольшую подставку размером 8x12 сантиметров, в которой скрытно вмонтирован магнит определенной конфигурации. Поперек подставки установлена пластинка из обычного стекла. В нее упирается магнитная гантель. Благодаря взаимодействию двух магнитных полей, гантель выталкивается в сторону стекла, опирается о его поверхность и зависает в воздухе. Можно, подобно волчку, закрутить гантель и она будет долго вращаться, не имея, казалось бы, условий для устойчивого равновесия. Эффект поразительный! В какой-то мере он демонстрирует работу магнитной подушки, используемой для высокоскоростных железнодорожных магистралей. Экспонат поступил в музей из Дзиминьского университета, расположенного недалеко от Пекина (дар профессора Г. А. Панфилова, 2002 год). Китайцы в своем университете уже создали музей революционных технологий.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Остались позади несколько лет работы над трехтомником «Окрика памяти». В книги вошли мои многолетние итоги поисков новых фактов истории техники, биографий замечательных инженеров и ученых. Много времени и сил пришлось потратить на создание при нефтегазовом университете Музея истории науки и техники Зауралья, материалы и описания экспонатов которого составили значительную часть «Окрика ...». В книгу вошли не только впервые выявленные элементы истории техники, но и размышления и воспоминания автора, возможно, субъективные, о своей повседневной жизни и работе. Без субъективизма в писательской работе обойтись невозможно. Тут я целиком солидарен с Александром Фадеевым, русским прозаиком, который любил говорить, что «кроме своей биографии писателю писать не о чем ...». Что получилось в моих книгах, а что нет – судить не мне, для этого существует решающее мнение читателя. Надеюсь, многолетняя моя работа оставит, как и любая книга, какой-то след в истории нашего края.
Разумеется, меня, как и всякого, кто берется за перо, мучают сомнения и упреки в собственный адрес: мало сделал, можно было бы изложить больше, где-то что-то не успел, не застал людей, о которых можно было сказать немало интересного. В папках лежат многие темы, до разработки которых все никак не доходят руки. Много времени уходит на житейскую суету – для моего возраста роскошь непозволительная. Чем себя утешить? Может, обратиться к И.В. Гете (1749–1832), которого, надо полагать, терзали такие же мысли? Когда в 1974 году мне довелось побывать в Германской Демократической Республике в Веймаре в доме-музее великого писателя и натуралиста, то я выписал там с одного из стендов следующее его высказывание, вполне созвучное моему настроению.
«Что такое я сам? Что я сделал? Я собрал и использовал все, что я видел, слышал, наблюдал. Мои произведения вскормлены тысячами различных индивидов, невеждами и мудрецами. Детство, зрелый возраст, старость – все принесло мне свои мысли, свои способности, свои надежды, свою манеру жить. Я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд – труд коллективного существа, и носит он имя Гете!».
ПРИЛОЖЕНИЯ
КАЛЕЙДОСКОП И ТОПОНИМИКА УЛИЦ ГГ. ТЮМЕНИ И ТОБОЛЬСКА
В начале 1920-х годов, вслед за окончанием гражданской войны, названия улиц исторического центра г. Тюмени претерпели коренные изменения. Вместо устоявшихся именований на табличках появились имена революционных деятелей, большей частью не имевших какого-либо отношения к судьбе города и никогда в нем не бывавших. Но и фамилии тех, кто оказался в городе кратковременно или случайно, не шли по своим заслугам ни в какое сравнение с именами былых времен. Мало того, в угоду политической коньюнктуры, в зависимости от того, насколько к тому или иному деятелю высшие власти проявляли, мягко говоря, лояльность, тут же приходила смена названия улицы на фамилию очередного фаворита. Так, на плане Тюмени в 20 – 30-х гг. можно было увидеть имена Троцкого, Зиновьева и Ежова. Переименование названий улиц и городов в советское время – перманентная беда России.
Болезненное рвение местных властей к переименованию не останавливали огромные финансовые затраты даже в послевоенное время. Порой со сменами названий происходили необъяснимые курьезы. Была ли острая необходимость в изменении названий улиц Сталинградской в Волгоградскую, или Кирпичников в Бородинскую, Малую Загородную в Беломорскую, Ново-Московскую в Миусскую? Таборный переулок стал Березовским, Аэропортовская улица стала именоваться Бакинскими Комиссарами, Коминтерновскую улицу переделали в Гвардейскую, переулок Интернациональный в Дальневосточный, улицу Туринскую в Дачную, Садовую – в Дзержинского. Дело дошло до того, что переулок Белинского стал Добролюбовским (?), а Степная улица – Кубанской (?). Была ли необходимость в переименовании Инженерной улицы в Кулибина, Паровозной – в Локомотивную (?), Кренкеля в Лопарева? Список бесконечных переименований и неурядиц можно было бы продолжать до бесконечности. Скажите, какое отношение к истории города имели имена Ленина и Карла Маркса, Лассаля и Мориса Тореза, Луначарского и Горького, Пархоменко,
