«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин
«Северную пчелу» будете получать. Спасибо большое за присылку бобров, но боюсь, не слишком ли это дорогая вещь! Напишите, сколько стоит; верну с благодарностью. Я просил несколько воротников, а о дорогих вещах не смел и думать. Поскольку у меня много детей, то и расходов много.
В день именин жены моей, 18 августа, в Карлове, никакой посылки из Вильно мы не получили и первый раз об этом слышу! Ради бога, сообщите, что это было – и не украли ли на почте? – Надо бы узнать, кто это ворует!
Я сам встречусь с г-ном Кеппеном, Веселовским и Устряловым и все выясню, а что можно сделать с тем же Устряловым – сделаю, если дело еще не окончено.
Я расскажу о Вашей статье для «Вестника географ[ического] общества»[687] в «Северной пчеле»[688].
Повторяю самую искреннюю благодарность за присланные автографы и бобров и остаюсь навсегда искренним и верным другом
Тадеуш Булгарин
28 ноября 1854 года.
из Петербурга.
NB. Вся моя семья посылает поклоны и приглашает на все лето, с женой и детьми, в Карлово. Места и хлеба достаточно – дружбы еще больше.
Два моих старших сына окончили университет кандидатами, третий произведен в офицера улан[689], а младшие сын и дочь[690] тут, сердце мое радуют – и все Вам кланяются!
Письмо А. В. Шереметеву
Александр Васильевич Шереметев (1831–1890) – крупный помещик, офицер Кавалергардского полка (1851–1856), камер-юнкер (1859), предводитель дворянства Орловской губернии (1866–1873).
Милостивый государь Александр Васильевич!
В течение 28 лет издания «Северной пчелы» ежегодно публикуется в ней, по нескольку раз, что редакция, кроме оригинальных актов и гравюр, не может возвращать статей, присылаемых в редакцию, потому что ей надлежало бы иметь до 100 рассыльных и издерживать значительную сумму на почтовую переписку и иметь для этого особую канцелярию. – Но Вы, верно, только иногда заглядываете на наружность «Сев[ерной] пчелы», и я, из особенной моей к Вам любви – делаю для Вас исключение и возвращаю Вам статью[691]. Возвращаю по следующим причинам:
1. Вы желаете, чтоб статья была напечатана в одном нумере «Пчелы». Это физически невозможно! Статья займет весь лист газеты, а может быть и более.
2. По моему мнению, надлежало бы выставить красоты пиесы Жемчужникова, а не распространяться в опровержении мелочей, в которых глупые рецензенты упрекают автора[692]. На таких рецензентов не стоит обращать внимания: они из того только и бьются, чтоб об них писали и говорили!
3. Замечания на стихотворный слог Жемчужникова – несправедливы. Действительные глаголы позволяется выкидывать в речи, когда смысл показывает, где должно быть – я был, я буду и т. д. Мы это допускаем и в прозе, чтоб не растягивать речи[693].
4. Если б мне пришлось положить голову на плаху – я не унижу Грибоедова ни пред кем! Если нынешнее поколение почитает речь его устарелою, сожалею об учителях нынешнего поколения – но «Горе от ума» chef-d’œuvre[694] – во всех отношениях![695]
5. Статья без всякой нужды и пользы для Жемчужникова ужасно растянута. Все, что в ней сказано, можно вместить в двух страничках. Такие тетрадищи могут быть помещаемы в ежемесячных толстых журналах, а не в фельетонах летучего ежедневного листка. Читатели «Север[ной] пчелы» требуют разнообразия и готового мнения о литературе, а не споров полемических и désaccords[696].
Странно переписываться чрез улицу, но, как сказано в французской комедии, «La Russie est un pays neuve»[697], – и у нас все еще ведется во всем канцелярский порядок – и все еще мы живем на огромных расстояниях! Род Африки!
Извините за откровенность! Это неизгладимая черта моего характера. Терживерсировать[698] я не умею.
С совершенным почтением имею честь быть
ваш покорный слуга
Ф. Булгарин
8 фев[раля] 1853
СПб.
3000 верст от
Большой Конюшенной
Письмо В. В. Толбину
Василий Васильевич Толбин (1821–1869) – прозаик, художественный критик, переводчик. Профессиональный литератор, он печатался в широком круге изданий разного типа («Финский вестник», «Пантеон», «Иллюстрация», «Библиотека для чтения», «Искра», «Будильник», «Санкт-Петербургские ведомости» и др.), в том числе в «Северной пчеле». Там же была помещена большая положительная рецензия В. И. Классовского (1851. № 203. Подп.: Кл.) на роман Толбина «Любинька».
Милостивый государь Василий Васильевич!
Весьма сожалею, что Ваша умная и хорошо написанная статья «Несколько слов о Гоголе» не может быть помещена в «Северной пчеле»[699], которая не может компрометироваться до такой степени, чтобы вдруг, из одного угождения, отречься от всех своих убеждений. – «Северная пчела» от выступления Гоголя на литературное поприще говорила одно и то же[700] и даже за день до его смерти высказала свое мнение, противное тому, которое Вами обнаружено. Гоголь в первое свое пребывание в Петербурге обратился ко мне, чрез меня получил казенное место с жалованьем[701], и в честь мою писал стихи, которые мне стыдно даже объявлять!
Издав «Вечера на Диканке»[702], он был принят под покровительство князем В. П. Кочубеем, а вслед за этим партия литературная взяла Гоголя как знамя, для унижения других писателей.
При конце своей жизни Гоголь разыгрывал роль Тартюфа[703] в доме набожной русской барыни[704]. – Следовательно, этими и другими делами Гоголя я убежден, что он не добродушный, как вы говорите. Не могу я принять ваших убеждений, что Гоголь составил новый период в русской литературе, что он создал чисто национальные элементы в литературе, что заслуги его равны заслугам Ломоносова и Карамзина и проч. По моему мнению, Гоголь один из тех тонких хитрецов, которые умеют прикрываться мантией простодушия – и которых производят только Италия и Малороссия, списывал малороссийскую мелкую шляхту, представляя их в образе русских дворян всех званий[705], не зная русского языка, писал малороссийскими фразами[706], не постигал никаких литературных приличий и условий изящного, и потому не может называться художником, а был просто малороссийский жартовник, каких бездна в ярмарочной немецкой литературе, и вся важность в протекции князя Виктора Павловича Кочубея и в упрямстве литературной партии. Человек, который дерзнул описать лакея, вошедшего в комнату барина – с вонью, будочника, бьющего насекомых на воротнике[707], – жалкая фигура! Писал он малороссийские нравы, выдавал их за русские, потому что не знал ни одного иностранного языка и ничего не читал. Какую идею оставил после себя Гоголь? Какую мысль развил? Какое чувство разбудил
