Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа - Рустам Эврикович Рахматуллин

Лыщикова слобода за Яузой обслуживала княжеский Покровский монастырь, память которого хранит одноименный храм с урочищным определением «в Лыщикове, на Лыщиковой горе» (Лыщиков переулок, 10).

Наконец, Ильинская «под Сосенками» слобода обслуживала Воронцовский государев двор. Как именно, можно предполагать, найдя на ее месте Садовую и Барашевскую слободы XVII века. Вторая была слободой царских шатерничих – барашей.

Церковь, давшая название Ильинской слободе, упомянута первый раз еще в XV веке как Илья под Сосной, с начала XVII века именуется как ныне: Введения во Храм, что в Барашах. Она видна с Покровки в створе Барашевского переулка (№ 8/2). В том же XVII столетии впервые упомянута вторая церковь слободы – Воскресенская, впоследствии известная своей короной и стоящая у выхода Барашевского переулка на Покровку.

Церковь Воскресения в Барашах на акварели Иосифа Шарлеманя «Вид части улицы Покровки». 1854. В глубине – церковь Введения в Барашах, справа – угол «дома-комода»

Воскресенская церковь окормляла живших у Чистого пруда в Земляном городе. Но имя «Чистые Пруды» маркирует окружность собственно пруда, как имя «Покровские Ворота» – окружность собственно ворот, а потому едва ли годно для обозначения пространства малой опричнины, где пруд был крайним или даже внешним.

Лучшее имя местности подсказывает переулок Малый Арбатец, ныне Дурасовский, коленом подводивший от плацдарма Белого города к Воронцовскому дворцу. Предположение в копилку академического знания: Малый Арбатец значит «малая опричнина». Здесь не отдельная этимология, а перенос слова «Арбат», случившийся, пока оно было синонимом опричного удела на западе Москвы. Кстати, сегодня Чистые Пруды слывут среди «интеллигенции» «вторым Арбатом».

Пожалуй, малое пятно опричнины к востоку от Москвы, на склоне нижней Яузы, было предчувствием и предварением, пространственным и временны´м, петровского проекта средней Яузы.

По утверждению историка Москвы Александровского, рядом с Введенской барашевской церковью в XVII столетии существовали особые царские хоромы: государи приезжали сюда к службе на память святого Лонгина Сотника, одного из покровителей своего дома. Лонгиновский придел есть в церкви и теперь. Можно сказать, с уходом Воронцовского дворца из царского владения роль государевых палат в удельной слободе раз в год перенимали барашевские палаты. А барашевская церковь становилась государевой, как прежде Благовещенская в Воронцове. Дворец и государев храм в Арбатце приблизились к Покровке.

В Новое время представление о царственности старшей барашевской церкви перешло на младшую с ее короной. А память об особом царском доме подле старшей церкви сообщила царственность «дому-комоду».

Эта метафизическая логика замкнула круг, когда Трубецкие-«комод» освятили в своем доме церковь Благовещенского посвящения: имя дворцовой церкви Воронцова.

«Дом-комод» и церковь под короной суть припоминание дворца и церкви в царской слободе. Дворец и церковь словно дважды передвинулись – и вышли на Покровку, не покинув Малого Арбатца.

Тени Елизаветы, ее тайного мужа и ее придворного архитектора держались здесь древнейшей почвы.

Только кромешную ночь опричнины легенда претворила в утро XVIII века.

Часть IX. Великая жена

Императрица Екатерина II на портрете работы Федора Рокотова. 1763

В конце того же века Малый Арбатец на мгновение вернет себе царственность без метафор. Причем дворец попробует вернуться от Покровских ворот в Воронцово.

Сначала тайный муж другой императрицы, Екатерины Великой, приобретет склон Воронцова Поля от одноименной улицы до Яузы. Увы, Потемкин не успеет построиться на этом «прекрасном и первом в Москве месте». После Потемкина владение приобретет сама императрица, но тоже не воспользуется им.

Воронцово Поле на литографии А. Деруа по рисунку Огюста-Антуана Кадоля «Вид на Яузе». 1825

Павел подарит участок графу Безбородко, после смерти которого владение разделится. Память Екатерины и Потемкина условно сохраняет массив садов на склоне за домами № 6–10 по Воронцову Полю.

В первые годы царствования, в фавор Григория Орлова, Екатерина, бывая в Москве, делалась кремлевской и яузской жительницей одновременно. И в год коронации, и в год созыва Уложенной комиссии императрица переезжала между Кремлем и Головинским дворцом на Яузе. Эти предпочтения были подкреплены указами о построении новых дворцов на обоих местах.

Летний (Головинский) дворец на гравюре Н. Саблина по рисунку В. Усачева «под смотрением» Михаила Махаева. 1763–1767

Князь Григорий Григорьевич Орлов на портрете работы Федора Рокотова. 1762–1763

Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический на портрете работы Иоганна Баптисты Лампи Старшего. 1790-е

К 1775 году дворцы готовы не были. Меж тем Екатерина назначила Москву центром торжеств о мире с турками и собиралась прибыть в первопрестольную для встречи триумфатора, графа Румянцева. Пришлось остановиться в Пречистенском (по прежнему названию Волхонки) дворце – конгломерате трех домов, спешно приобретенных или арендованных короной.

Собственной (императорской) половиной Пречистенского дворца стал дом князя Михаила Михайловича Голицына (Малый Знаменский переулок, 1/14, надстроен). Императрица спрашивала князя Голицына в письме 1774 года, «нету ли дома каменного или деревянного в городе, в котором бы я уместилась». Ответ предвиделся заранее. Вероятно, дом Голицына приглядели из-за близости Колымажного двора, способного разместить придворный «поезд». Поверх двора был виден близкий Кремль.

За четыре месяца тысячи рук под началом Матвея Казакова приспособили и соединили переходами все частные дома, вошедшие в состав дворца, а позади голицынского дома построили особый деревянный корпус с тронным залом.

Пречистенский