Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

Мария Николаевна и Григорий Михайлович вполне здоровы и благополучны. Мы поддерживаем регулярную телефонную связь…»

Вспомнил с горечью, что жена дяди Васи Москаленко, Маргарита Рудомино, отправила Нине приглашение на юбилейный вечер Библиотеки иностранной литературы – Рудомино была ее директором – как бы случайно не на тот адрес. Мария Николаевна с Ниной постоянно перезванивается, могли бы адрес уточнить, ясно, что это лукавый ход: наверное, Ксения и Наташа решили пойти и воспротивились присутствию на юбилее Нины Ивановны. Ну, дочь ладно, она под влиянием матери… И Щетинков, конечно, если был в курсе, отмолчался. Что за люди!

7 сентября ракета выполнила свой полет нормально.

Маршал Неделин ликовал, Рябиков буквально подпрыгивал от радости, а Устинов затаенно улыбался.

– Сергей, а ведь правильно тебя Глушко назвал первым после Циолковского, – сказал назавтра Мишин.

– Васюня, не превращайся в «чего изволите», – улыбнулся Королев, – ты знаешь, лесть я терпеть не могу даже от самых близких товарищей. Да и Валентин, судя по его выпадам на Совете, о своем юбилейном дифирамбе в мой адрес жалеет.

– Поздно жалеть! Мы победили.

– И он победил вместе с нами.

Надо признать на юбилейном вечере в честь пятидесятилетия Королева Глушко не поскупился на похвалу и завершил свою долгую речь полифоническими словесными аккордами:

– Было бы принципиально неправильно пытаться объяснить успех в работе только личными качествами Главного конструктора Королева.

Поэтому, говоря о заслугах Сергея Павловича, к их числу следует также отнести и то, что он создал и сплотил коллектив. Необходимо отдать должное и этому коллективу. Не следует забывать, что именно коллектив является непосредственным творцом.

Наконец, совершенно необходимо особо отметить те весьма благоприятные условия для творческой работы, которые создали для Сергея Павловича и его коллектива партия и правительство.

В заключение попытаюсь ответить на вопрос: какое же место занимает Сергей Павлович в отечественной ракетной технике?

После К.Э. Циолковского два наших талантливых соотечественника – Ю.В. Кондратюк и Ф.А. Цандер внесли свой ценный вклад в развитие теории ракетного движения. Однако практически собственно по ракетам они ничего не успели создать.

Сергей Павлович и руководимый им коллектив, используя отечественный и зарубежный опыт, не только обогатили теорию техники, но и создали ряд ракет наиболее совершенного типа для данного уровня развития этой техники, имеющих большое практическое значение. Таким образом, в истории развития отечественных ракет по размеру сделанного в их развитие вклада Сергей Павлович занимает первое место после Циолковского…

– Опоздал тогда Валентин минут на сорок, – сказал Мишин, – я было подумал, он хочет завалить юбилей.

– Костюм выбирал, – Сергей Павлович весело засмеялся.

– Ни на секунду о том, как выглядит, не забывает!

– Наверное, сильно застенчив был подростком, и где-то внутри это у него осталось… А говорил проникновенно. Даже то, что я без отца остался в три года, в докладе вспомнил… – Королев на минуту замолчал и добавил очень спокойным голосом: – А самый конечный вывод неверен. Циолковский был намного впереди времени, а я всего лишь иду со временем рядом, как пастух со стадом, а коли обгоняю, то на чуток.

Слова о своем месте в космонавтике Королев повторил много позже в разговоре с А. Романовым.

* * *

Иногда все главные ракетчики собирались в домике у Королева и Мишина не для обсуждения сложных вопросов по пуску и ракете, а чтобы немного отдохнуть за чашкой чая с тортом, присланным Ниной Ивановной, – она постоянно отправляла и в Капустин Яр, и в Тюратам посылки с продуктами, – или с пивком, тоже «от Нины Ивановны». И, расслабившись, «все распри позабыв», шутили смеялись, перебирали забавные случаи: ведь испытания – это не только опасности и риск.

– А как тогда Яздовский паниковал, – вспоминал Воскресенский, – пора запускать, а пес Смелый, которого так усердно и долго готовили к полету, оказался трусоват и сбежал в степь.

Все годы продолжались научные эксперименты с помощью ракет: исследовали химический состав воздуха на больших высотах, направления ветров в верхних слоях атмосферы, плотность ионизации, получали данные по аэродинамике, структуре пограничных слоев атмосферы, изучали космическое излучение и спектральное излучение Солнца.

И, конечно, продолжали отправлять в небо животных, изучая их состояние после приземления. Сердобольный академик Благонравов собачек сильно жалел, понимая: другого пути для исследования жизнедеятельности живого организма на высотах просто пока нет. Яздовский как медик относился к вопросу трезвее: собака есть собака, стерпит. Когда пес погибал, такие случаи, к сожалению, были, он больше переживал, что нет результатов его работы, а риски неизбежны. Жалели собак и ракетчики: под цифровым панцирем технарей прятались живые роднички сердечности.

– Когда пес Смелый сбежал в степь, – рассказывал Воскресенский, – Яздовский впал в паническое состояние. Хотел уже идти каяться нашему Главному. А его надоумили: сбегай к столовой, там полно бродячих дворняжек, выбери похожую! Яздовский понесся, как савраска, и увидел у дверей кормильни черненького молодого веселого песика, схватил его и обратно. Кто-то предложил назвать найденыша ЗИБ – Заменяющий Исчезнувшего Бобика. Ничего не понимающего Зиба обрядили и засунули в ракету. Полет он перенес прекрасно, когда его спустили и вынули из барокамеры, руки лизал Яздовскому.

– Лизал от счастья, что вернулся на Землю, – улыбнулся Глушко.

– Ему летать понравилось, – возразил Пилюгин, – и накормили вкусно. Не сравнить со столовскими объедками.

– У него у столовой была дама сердца, – пошутил Рязанский, – а тут разлука. Он к ней и побежал сразу.

– Не сразу! – развеселился Королев. – Сначала его представили мне и сообщили, что героя зовут ЗИБ. Я не преминул поинтересоваться, что за странное имя, как из протокола техотчета, тогда мне честно объяснили, что это случайный дублер сбежавшего Смелого.

– И наш Главный сделал вывод: мол, зачем Яздовский готовит так старательно и подолгу собачек, когда можно прямо перед стартом отловить любую дворнягу и она прекрасно слетает! – хохотал Воскресенский.

– А Смелый-то как? – поинтересовался, пробившись сквозь общий смех, Кузнецов. – Нашелся или погиб в степи?

– Дорогой Виктор Иванович, сообщаю вам как самому доброму из главных: Смелый вернулся сам.

Все понимали: Воскресенский балагурит, только Пилюгин почему-то обиделся:

– Почему это он самый добрый? А мы все злодеи по-твоему, Леня?

– Мы не злодеи, Коля, – мягко сказал Воскресенский.

– Но в рай не попадем точно, – подал реплику Глушко, – только в чистилище, как булгаковский Мастер, оттого что тревожим космос и вслед за Циолковским тяготимся панцирем земного тяготения. Хотим вырваться из нашей земной ограниченности.

– Если быть до конца честными, ни мы, ни американцы к идеям Циолковского фактически ничего не прибавили, – Мишин сердито посмотрел на Глушко: вечно Валентин Петрович свою образованность демонстрирует. – Прослушал подробный