Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

Литвинов с женой на Всемирной экономической конференции в Лондоне в 1933 г. (Из открытых источников)

Более негативное описание нашего героя дал уже упомянутый К. Озолс: «Литвинов – делец, карьерист, бухгалтер, отсчитывающий на счетах, весовщик, вымеривающий и осторожно ставящий каждую гирю на чашку весов, косящий по сторонам бегающим взглядом, – он больше похож на коммерсанта, на фабриканта и меньше всего на дипломата. Он любит поесть как замоскворецкий купец – сытно, плотно, тяжело. Помню комический случай, как во время приезда представителя американской «АРА», Мr. Walter Broun’а, в Ригу прибыл и Литвинов для переговоров с ним. В ресторане «Otto Schwarz», где я обычно обедал, лакей потихоньку показал мне и другим на Литвинова и рассказал, как советский комиссар, съев одну порцию жаркого, потребовал вторую. Правда, тогда это можно было объяснить общим голодом в Москве…»[512]

Немец Густав Хильгер, как многие, противопоставлял Литвинова Чичерину: «Однажды Чичерин пожаловался на него такими словами: «Мой помощник абсолютно невыносим. Он обращается со мной как Ксантиппа с Сократом». И все же Литвинов, возможно, не был сознательно груб с ним; дело в том, что он был трезвым, рационально мыслящим человеком, который не позволял симпатиям или антипатиям властвовать над ним. Его политика, его отношение клюдямивещамопределялисьтолькосоображенияминеобходимости. У Литвинова не было друзей. В коллегии Наркоминдела был один член, с которым я установил отношения взаимного доверия. Как-то я спросил его, как он уживается с Литвиновым, и получил многозначительный ответ: «С Литвиновым не надо уживаться; надо с ним лишь работать – если нет другого выбора!» <…>

Во многих отношениях было легче и полезнее иметь дело с Литвиновым, чем с его начальником. Последний был не только смешным и раздражительным человеком; он к тому же был крайне неуверен в себе и в своих вышестоящих руководителях. Поэтому Чичерин был весьма нерешителен в принятии даже мелких решений и предоставлении несущественных уступок, в то время как его заместитель с самоуверенным видом и с готовностью брал на себя ответственность и даже проявлял определенную инициативу во многих спорных вопросах. Литвинов всегда был исключительно точен в фактах и говорил по существу, он сочетал также в себе способность быстро схватывать суть с умением добиться выполнения работы»[513].

Достаточно высоко оценивал наркома и другой немецкий дипломат – посол в Москве в 1928–1933 годах Герберт фон Дирксен: «Его трудолюбие было безмерным, а сам он не был приверженцем того несколько неустойчивого образа жизни, который был характерен для Чичерина, и работавшая по ночам команда Ранцау – Чичерина сменилась дневной командой Дирксена – Литвинова. Хотя Литвинов и не обладал исключительным мастерством и блеском Чичерина в области стиля, его записки были сжатыми и ясными, с примесью наглости и дерзости. Это был действительно грозный противник, быстро соображающий и очень сведущий и опытный в делах. За годы, проведенные в решении трудных вопросов в духе примирения, наши личные отношения почти достигли уровня дружбы»[514].

* * *

Забота Литвинова об иностранных дипломатах не ограничивалась устройством приемов. В мае 1935 года он обратился в Политбюро с информацией, что многие зарубежные представительства – посольство Франции, миссии Венгрии, Болгарии и др. – ютятся в не приспособленных для этого помещениях. Над этим вопросом нарком работал и впредь, в результате чего французские дипломаты в 1938 году получили бывший особняк купца Игумнова на Большой Якиманке, где сейчас находится резиденция посла Франции. В том же году нарком обратился к Сталину с просьбой наладить медицинское обслуживание дипломатов, дела с которым обстояли довольно плачевно. Он предлагал выделить для них специальное отделение в одной из центральных московских больниц, чтобы уменьшить возможность их контактов с советскими гражданами[515].

За рубежом Литвинов, напротив, старался расширять контакты советских дипломатов с местным обществом, делая их орудием «мягкой силы». В марте 1934 года он писал: «Каждый наш полпред обязан заботиться о поддержании наилучших отношений со страной своего пребывания…»[516] Имелись в виду отношения не только с официальными инстанциями, но и с видными представителями политики, культуры, бизнеса. Заместитель наркома Стомоняков в июне 1935 года наставлял полпреда в Польше Я. Давтяна: «Было бы желательно… пойти по линии расширения связей с польской общественностью, хотя бы даже несколько и в ущерб требованиям протокола. Было бы полезно приглашать на приемы в полпредство представителей так называемого общества, деятелей науки и искусства, журналистов и т. п.»[517]. Другой близкий соратник Литвинова, Б. Штейн, в апреле 1936 года писал Молотову: «Необходимо признать за нашими полпредствами роль не только политического, но и культурного представительства Советского Союза»[518].

В середине 1930-х годов НКИД, как и другие ведомства, двигался по пути централизации работы. В мае 1934 года в связи с постановлением ЦИК и СНК от 15 марта была ликвидирована коллегия наркомата, а входившие в нее Карахан и Сокольников лишились своих постов. Отныне Наркоминделом руководили Литвинов и два его заместителя – Крестинский и Стомоняков. В связи с ликвидацией коллегии нарком обратился ко всем полпредам СССР за рубежом с просьбой уменьшить объем посылаемых в наркомат материалов.

Литвинов с женой на трибуне Мавзолея. Начало 1930-х гг. (РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 5. Д. 1110. Л. 1)

При этом он подчеркнул, что речь идет о сокращении данных не о политическом положении, а о деятельности самих полпредств, которая часто была малоинтересной. Однако присылаемых документов стало только больше – далеко не все дипломаты умели кратко формулировать информацию и делать выводы. В итоге в марте 1938 года коллегия НКИД была воссоздана.

В декабре 1936 года, после принятия новой Конституции, наркомат пережил еще одно изменение, на этот раз косметическое – его название изменилось с Наркомата по иностранным делам на Наркомат иностранных дел. В то время он включал в себя три западных и два восточных отдела, экономическую часть и несколько функциональных отделов: общих международных вопросов, правовой, печати, протокольный, консульский, шифровальный, а также технические службы. При Литвинове и во многом благодаря ему случилось еще одно важное новшество – в январе 1934 года при НКИД был создан Институт по подготовке дипломатических и консульских работников с двухлетним сроком обучения. Это учебное заведение, в 1939 году ставшее Высшей дипломатической школой, а позже Дипломатической академией, до сих пор играет