Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец

«1 октября 1909 г. Я собираю особо все ваши подобные письма о вашей жизни, чтоб в свое время составить из них объяснение вашего положения в интересах тех, которых действительно соблазняют эти всеобщие толки…»

Воображаю, какие объяснения даст этот злой, противный человек и какой подбор он сделает своих обличений семьи! Особенно составляя его в минуты борьбы…

Л. Н. Толстой. Дневник.

Здоровье лучше. Ходил и хорошо поутру думал, а именно:

1) Тело? Зачем тело? Зачем пространство, время, причинность? Но ведь вопрос: зачем? есть вопрос причинности. И тайна, зачем тело, остается тайной.

2) Спрашивать надо: не зачем я живу, а что мне делать.

Дальше не буду выписывать. Ничего не писал, кроме пустого письма. На душе хорошо, значительно, религиозно и оттого хорошо. Читал Николаева – хуже. Ездил с Душаном. Написал Гале письмецо. Вечер тихо, спокойно, читал о социализме и тюрьмах в «Русском богатстве». Ложусь спать.

Л. Н. Толстой. Письмо к А. К. Чертковой от 8 или 9 октября.

Благодарствуйте, милый друг Галя, за ваше доброе третьегодняшнее письмо. Раскрывая его, боялся, а когда раскрыл, так было радостно найти в нем только то, что так свойственно вам: только доброе. Мне хорошо. Хотя и ничем одним определенным не занимаюсь, чувствую возможность и желание заниматься. И с Владимиром Григорьевичем мне было очень просто, хорошо. Скажите ему, что я пока воздержусь от свидания с ним, думаю, что ненадолго. Посылаю ему мою статейку о социализме чешским, кажется, студентам. Мне хотелось бы знать его мнение: стоит ли посылать. И пусть он не думает, что это способ вызвать похвалу, мне нужно только голос решающий: стоит или лучше оставить, а то я написал и не знаю, что делать.

Читаю я эти последние дни большую книгу П. П. Николаева «Понятие о Боге как совершенной основе жизни». С Николаевым этим я переписываюсь, но никогда не видал. Он уже немолодой семейный человек, живет в Ницце и там печатает эту большую книгу, над которой 13 лет работал. Книга очень хорошая. Человек вполне нам близкий по взглядам и большой труженик. Надо ему написать, и вот штудирую его книгу в более чем 400 страниц. Книга эта не кончена, и мне присланы только введение и вторая часть, как бы в корректурном виде отпечатанная. Еще, как всегда, моя работа маленькая – письма.

Сейчас зашла Саша, и я кончаю писать. Спасибо, спасибо, милая Галя, за доброту. Как эта доброта нужна всем нам.

Л. Т.

Л. Н. Толстой. Дневник для одного себя.

Она спокойна, но затевает говорить о себе. Читал истерию. Все виноваты, кроме нее. Не поехал к Чертковым и не поеду. Спокойствие дороже всего. На душе строго, серьезно.

10 октября

Сегодня я немного спокойнее, о Черткове упоминания весь день не было, и Лев Ник. пока к нему еще не ездил. С утра кончала запись книг в каталоги, и приехала невестка Соня Толстая с внучкой Верочкой; я была им очень рада. Л. Н. ходил гулять и утром и днем, один, пешком и довольно долго. Приходила мучительная мысль, что он ходил на свидание с Чертковым. Еще мучаюсь любопытством и желанием прочесть дневник Льва H – а. Что-то он там пишет и сочиняет?

Занялась немного изданием, распределяла статьи. Трудно очень! Приехали Буланже и И. Ф. Наживин. На людях легче живется, и Лев Никол. оживился.

Пасмурно, с утра 2 градуса мороза; потом солнечно, тихо, и к вечеру теплей. С Львом H – м не очень близки отношения, но как будто он больше меня помнит и мягче ко мне относится. А я вся живу только им.

Л. Н. Толстой. Дневник.

Встал поздно, в девять. Дурной признак, но провел день хорошо. Начинаю привыкать к работе над собой, к вызыванию своего Высшего Судьи и к прислушиванию к его решению о самых кажущихся, мелких вопросах жизни. Только успел прочитать письма и «Круг чтения» и «На каждый день». Потом поправил корректуры трех книжечек «Для души». Они мне нравятся. Ходил до обеда. Соня Илюшина с дочерью. Буланже и потом Наживин. Хорошо беседовали. Он мне близок. Ложусь спать. Записать:

1) Дело наше здесь только в том, чтобы держать себя, как орудие, которым делается хозяином непостижимое мне дело, – держать себя в наилучшем порядке, чтобы если я соха, чтобы сошники были остры, чтобы если я светильник, чтоб ничего не мешало ему гореть. То же, что делается нашими жизнями, нам не дано знать, да и не нужно.

2) Понятие Бога в самой даже грубой форме – разумеется, далеко не отвечающее разумному представлению о нем, все-таки очень полезно для жизни уже тем, что представление о нем, хотя бы самое грубое, переносит сознание в область, с которой видно назначение человека, и потому ясны все отступления от него: ошибки, грехи. 〈…〉

Л. Н. Толстой. Дневник для одного себя.

Тихо, но все неестественно и жутко. Нет спокойствия.

11 октября

Вчера я не дала Льву Н. эти выписки из прошлогоднего письма Черткова, а сегодня положила ему на стол с своими комментариями и разоблачением всей фальши духовного общения Черткова. Должен же Лев Николаевич наконец понять свое заблуждение и увидать всю глупость и пошлость этого идиота. Но, разумеется, ему жаль расстаться с мечтой, с идеализацией своего идола, жаль оставить на месте его пустоту.

Не спала ночь и очень дурно себя чувствовала весь день. Ушла в Елочки, пилила ветки, сидела в изнеможении на лавочке и прислушивалась к тишине. Люблю свою посадочку! В ней еще с Ванечкой гуляли и сиживали. Делами занималась мало, слишком я вся болею и телом и душою.

Лев Ник. ездил с Душаном Петровичем верхом, говорил, что хотел проехать ко мне в Елочки, но я пришла раньше. Потом принес мне грушу и был очень добр со мной. Я ему говорила, чтоб он поехал к Гале Чертковой, которая, как он говорил, очень беспокоится о том, что Лев Ник. с ними прекратил отношения. Но он ни за что не хотел, говорил, что, может быть, завтра, а теперь, пока он туда не съездит, я буду волноваться. Галя, конечно, предлог, чтоб повидать ее ненавистного мне мужа.

Соня, невестка, уехала. Она, бедная, тоже много пережила горя с Ильей, который и увлекался, и разорился, а