Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин
В результате Евгений Львович почти решился на переезд, но о прогрессе с «Драконом» хранил молчание. Вот его ответ Акимову: «Дорогой Николай Павлович! <…> Я мечтаю переехать в Сталинабад, встретиться с Вами и почувствовать, наконец, что люди еще остались. Мечтаю об этом давно. Мешало одно обстоятельство – дочку со мной не отпускают, а оставлять ее по некоторым причинам страшно. Почему именно – писать нет мочи. Это дела семейные, да еще чужой семьи… Во всяком случае сидеть на месте я больше не могу. Комната у меня здесь приличная, тепло, работаю я много, ем не так много, но всё-таки ем, и тем не менее просто мечтаю о побеге. Потому что иначе я погибну от умственной дистрофии.
<…> Остались ли у Вас идеи о том, чтобы осесть где-нибудь прочно на несколько лет? Не кажется ли Вам, что можно вернуться на Кавказ? Имейте в виду, что я этой идее предан всей душой. Если Вы пришлете мне вызов, то я выеду, дождавшись денег, причитающихся мне за сценарий “Далекий край”, о котором уже дано соответствующее распоряжение.
<…> Сейчас я переделываю “Принцессу и свинопаса”. Театр Ермоловой собирается ставить эту пьесу. Не заинтересуетесь ли? Кончаю первый акт. Получается довольно гениально. БДТ уезжает в Ленинград и сам этому удивляется. Как с комнатами в Сталинабаде? Ведь без комнаты я человек бесполезный, я могу только дома писать. Екатерина Ивановна целует Елену Владимировну, Анюту, Вас. Я тоже целую всю семью. Жду писем, вызова… Ваш Е. Шварц».
Вместо ответа Акимов немедленно отправил писателю телеграфом вызов с заманчивым предложением стать завлитом театра. Телеграмма очень обрадовала Евгения Львовича, давно уже страдавшего от тоски в Кирове, но его задерживали два обстоятельства. Во-первых, выплата ему денег, причитавшихся за сценарий, всё откладывалась. Во-вторых, вопрос о возможности выехать в Сталинабад с дочкой решен по-прежнему не был. Лишь в крайнем случае Шварц готов был уехать без дочери, вдвоем с Екатериной Ивановной.
«Боюсь, что, продолжая оставаться на месте, я приду в состояние бесполезное, отчего всем родным и близким будет худо, – писал Евгений Львович Акимову 9 февраля 1943 года. – Временами меня одолевает прямо мистический ужас перед Вяткой. Мне начинает казаться, что из этого города выехать невозможно, что я обречен тут торчать до старости, и так далее и тому подобное. Но тогда я беру телеграммы с вызовами и утешаюсь.
Пишу много. Принцесса и свинопас, как это ни странно, будут закончены и привезены к Вам. Приеду с товаром. Есть ряд идей, более или менее гениальных, которые мечтаю обсудить совместно.
Вы на меня, очевидно, сердитесь, потому что на письмо не ответили. Напрасно. Если бы я имел талант подробно описывать свои дела, со всеми сложностями, и то великолепное состояние духа, когда всякое действие кажется невозможным, как подвиг, – Вы бы не обижались на меня. Напишите – как дела, как нам ехать, что Вы советуете везти с собою…
Боюсь, что, прочитав мое грустное письмо, Вы подумаете с ужасом, что на Вашу голову свалится инвалид с семьей. На самом же деле – приедет к Вам человек, полный сил и планов, правда, худой и нервный, но зато легкий и уживчивый.
Я выеду, очевидно, в марте. Комнату Вы дадите мне? Ждете Вы меня или не верите, что я тронусь с места? Верьте мне, пожалуйста, я только этой верой и утешаюсь. Даже все трудности посадки на поезд не пугают меня.
Екатерина Ивановна целует Вас и всю семью. Я тоже. Ваш Евг. Шварц».
* * *
В январе 1943 года, когда была прорвана блокада Ленинграда, постоянный собеседник Шварца по кировским будням Леонид Малюгин был вызван в город на Неве в составе труппы Большого драматического театра. Его письма того времени полны надежды на то, что Шварца также скоро вызовут в Ленинград, хотя в действительности его возвращение состоялось значительно позже.
Тем временем Евгений Львович был принят на работу завлитом в Кировский областной драмтеатр, и, несмотря на то что эта работа оказалась для него достаточно симпатичной, он ждал любой возможности уехать из Кирова. «Я больше и больше склоняюсь к мысли о Ленинграде, – писал Шварц Малюгину в начале 1943-го. – Я не укладываюсь, но с нежностью поглядываю на чемоданы. Я ужасно боюсь, что когда можно будет ехать, сил-то вдруг не хватит. Впрочем, это мысли нервного происхождения. Работа над “Голым королем” приостановилась. Не могу я тут больше писать. Хочу писать в боевой обстановке. В общем, всё идет помаленьку. Конечно, мы будем ждать, далеко забираться мы не собираемся, но провести еще одну зиму в Кирове – невозможно. <…> Передайте Руднику, что я ему кланяюсь и собираюсь работать над пьесой “Вызови меня”. Целуем Вас. Ваш Е. Шварц».
К весне решение о переезде из Кирова оформилось окончательно. «Всё тает, – писал Шварц 7 апреля 1943 года в дневнике. – Грязь. Вода опять летит потоками к рынку. Мы твердо решили уезжать куда угодно – в Ленинград, в Сталинабад, всё равно, только вон отсюда. В Ленинград нас, очевидно, не вызовут, следовательно, в двадцатых числах апреля мы двинемся в Среднюю Азию, к Акимову».
Но отъезд в Сталинабад снова пришлось отложить. В середине мая Евгений Львович писал Малюгину о том, что в какой-то момент он даже заготовил для него телеграмму «25 выехали Акимову». И не только телеграмма была заготовлена, но также были отоварены карточки, написаны командировки, куплен и уложен чемодан, и получена билетная бронь. Письмо было подписано: «Известный путешественник Е. Шварц». Но Евгений Львович вдруг неожиданно почувствовал себя сильно ослабевшим за зиму, что проявилось в процессе подготовки к отъезду. Он решил, что на новом месте будет неважным работником в таком состоянии, и решил отложить отъезд. Вместо этого он написал для кукольного театра Деммени пьесу под названием «Новая сказка» и собрался по вызову ехать в Москву на совещание драматургов.
Дружба с Малюгиным продолжалась посредством переписки. Леонид Анатольевич трогательно заботился о Шварцах, неизменно отправляя им посылки с табаком. «Курите на здоровье, – писал
