Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов
Результаты были настолько хороши, что в 1941 году Завенягина отозвали в Москву, где поставили руководить промышленно-строительными структурами НКВД в ранге заместителя наркома внутренних дел. И в звании старшего майора госбезопасности. По-армейски – комдива.
Что ж, время было таким же лихим, как судьба Аврамия Павловича: вчера его за малым не пустили по расстрельной статье, а сегодня он замнаркома и генерал…
Глава 6
Первое главное управление
Ирония или закон судьбы: аналогичную трансформацию, только ещё более драматичную и уж точно с расстрельной перспективой, пережил коллега Завенягина по Спецкомитету – Борис Львович Ванников. Он же – руководитель Первого главного управления, натурального «правительства» всей атомной отрасли страны.
Это был человек, которого сам Сталин так рекомендовал в руководящий состав будущего Атомного проекта: «Давайте назначим председателем учёного совета товарища Ванникова, у него получится хорошо, его будут слушаться и Иоффе, и Капица, а если не будут, – у него рука крепкая, к тому же он известен в нашей стране, его знают специалисты промышленности и военные» [3, с. 11].
По внешности Бориса Львовича мало кто мог бы угадать, кто он есть и через что прошёл, чтобы таковым стать. Полненький, улыбчивый, весь какой-то уютненький: сними с него мундир с погонами, и увидишь славного такого еврейского дядечку. Быть может, и хитрого, как еврейским дядечкам и положено, но не вредного. И не захочешь поверить, что этот человек бестрепетно загонял людей за Можай. Да и сам побывал… несколько ближе. Но и пониже – в подвалах Лубянки.
Борис Ванников был несколько старше «курчатовского» поколения – родился в 1897 году в посёлке Биби-Эйбат вблизи Баку в семье рабочего-слесаря. Учиться начал в 12 лет с городского начального училища. Сразу же проявил тягу даже не к знаниям как таковым, а к саморазвитию вообще – училище окончил лучшим, параллельно освоил музыкальную грамоту и игру на кларнете; в зрелом возрасте писал вполне профессиональные картины.
Б.Л. Ванников.
[НИЦ «Курчатовский институт»]
Как лучшего выпускника, преподаватели рекомендуют его в бакинское Александровское среднее механико-строительное техническое училище, куда Борис Ванников и поступает в 1913 году. Но обучение тогда было платное. Отец, лишившись работы, ушёл в запой и умер, денег в семье не стало. Так что Борис идёт работать на Бакинские нефтепромыслы бурильщиком. Причём именно в Биби-Эйбате, важнейшем здешнем месторождении, где развивалась морская добыча нефти.
Баку постоянно бурлил с начала XX века. Наступление мирового кризиса 1901–1903 годов заставило основных тогда нефтепромышленников – братьев Нобиль, А.И. Манташева и П.О. Гукасова – увеличить норму эксплуатации рабочих, но сильная концентрация рабочего класса вызывала сильное же сопротивление этому и рост марксистского движения. И даже после того, как в результате всеобщей забастовки в 1904 году здесь был подписан первый в истории России коллективный договор между «Организацией Балаханских и Биби-Эйбатских рабочих» и нефтепромышленниками, настроения были далеки от взаимного расшаркивания.
Так что не сюрприз, что грамотный рабочий Борис Ванников вступил в 1916 году в очень популярную тогда Партию социалистов-революционеров. Правда, в следующем году из неё вышел, в 1918-м стал красноармейцем, а в 1919-м вошёл в ряды РКП(б), уже находясь на подпольной работе в Баку и Тифлисе.
После занятия Азербайджана 11‐й Красной армией в 1920 году был переведён из РККА в Наркомат Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР. В 1921 году выехал в Москву, где стал учиться в Московском высшем техническом училище (МВТУ). Там Ванников успел получить настолько неплохое техническое образование, что уже в годы работы над Атомным проектом академик Юлий Харитон отмечал: это – «блестящий инженер», который умел найти общий язык с большим коллективом учёных.
В 1937 году Борис Ванников становится заместителем наркома оборонной промышленности, а в 1939‐м – наркомом одного из осколков разделённого НКОП, Наркомата вооружений СССР.
А в 1941‐м он угодил в тюрьму…
До сих пор у историков так и нет ясности, что реально было предъявлено Ванникову. По общему мнению информированных современников, он вполне уверенно справлялся со своей работой. Но 7 июня 1941 года нарком был отстранён от должности и арестован. По одной из популярных – но, кажется, наименее обоснованной – версий, его взяли как участника «военной заговорщической организации». Это было то самое дело, по которому в октябре 1941 года расстреляли генералов Я.В. Смушкевича, Г.М. Штерна, П.В. Рычагова – всего двадцать военных.
По другой версии, самого Ванникова, более похожей на правду, его упекли в подвал стакнувшиеся на базе принятия на вооружение 107‐мм пушки А.А. Жданов и Г.И. Кулик. Первый – член Комиссии Бюро СНК СССР по военным и военно-морским делам, второй – начальник Главного артиллерийского управления Красной армии. И ладно бы эти двое просто пропихивали эту пушку, в целом неплохую и, в общем, небесполезную в тех условиях. Но они внедряли забытый с Гражданской войны калибр за счёт снятия с вооружения прекрасно зарекомендовавших себя (и как показала история – спасших судьбу страны) пушек калибра 45 и 76 мм. Вот этому решению активно и противился Борис Ванников.
После ареста держали его на Лубянке. Возможно, Лаврентий Берия и хотел что-то с ним сотворить по примеру всех тех исчезнувших в 1930-х годах товарищей, что знали о его работе в азербайджанской контрразведке несколько больше, чем гласила официальная версия об особом задании родной партии. А может быть, наоборот, товарищ Ванников ничего такого про товарища Берию не знал или знал только хорошее, и глава НКВД хотел спасти соратника по бакинскому подполью.
Логика вещей тех времён склоняет, конечно, к первому варианту, но наверняка что-либо сказать трудно. Кроме одного: когда через месяц после начала войны уже точно стало ясно, что отступавшие советские войска оставили в приграничной полосе просто немыслимое количество вооружений на складах, а ещё более немыслимое потеряли в боях и окружениях, товарищ Сталин вспомнил о Ванникове, а тот оказался жив! И ему прямо в тюремную камеру передали просьбу самого вождя подготовить справку о том, что можно сделать в интересах ускоренного производства вооружений и боеприпасов в сложившей обстановке на фронтах. И он по памяти описал все заводы своего наркомата и дал краткие характеристики того, что они могут сделать для резкого подъёма производства.
Прямо из камеры Ванникова доставили в кабинет Сталина, который сказал ему нечто вроде: «Ваша записка – прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим её для руководства наркому вооружения». Во всяком случае, сам Борис Львович вспоминал об этом именно так [351].
В ходе того же разговора Сталин – редкий случай! – признал свою ошибку: «Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали».
Внешне забавной, но трагичной по сути была сопутствующая освобождению сцена. Когда И.В. Сталин предложил ещё формально подследственному «не держать обиды» и идти работать на важном
