Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова
Именно эту стену недоверия и враждебности и пытались столь отчаянно преодолеть Адам Тротт и его друзья в антинацистском Сопротивлении. Но ответ был дан раз и навсегда президентом Рузвельтом в январе 1943 г. в Касабланке: «Безоговорочная капитуляция». А это оставляло даже многим убежденным антинацистам только один путь: держаться до конца[722].
На ужин к нам пришла Ага Фюрстенберг. Она теперь живет в Грюневальде, в доме актера Вилли Фрича[723]. Это очаровательный коттеджик, который он поспешно оставил после нервного срыва во время одного из недавних налетов. Говорят, что он целый день лежал на кровати и рыдал, пока его жена не вернулась в Берлин и не вывезла его за город. Ага делит дом с Джорджи Паппенгеймом[724], обаятельным человеком, который много лет был дипломатом и которого только что отозвали из Мадрида, вероятно из-за фамилии (Паппенгеймы — один из старейших аристократических родов Германии[725]). Он прекрасно играет на фортепиано.
Мне дали отпуск по болезни на четыре недели, но с правом воспользоваться за один раз только двумя неделями и с условием, что я подготовлю себе помощницу, которая будет за все отвечать в мое отсутствие.
Четверг, 20 июля. Сегодня днем Лоремари Шёнбург и я сидели на лестнице в конторе и разговаривали, как вдруг ворвался Готфрид Бисмарк с пылающими щеками. Я еще никогда не видела его в таком лихорадочном волнении. Сначала он увел в сторону Лоремари, потом спросил меня, какие у меня планы. Я сказала ему, что планы неопределенные, но что мне очень хотелось бы уйти из АА как можно скорее. Он сказал мне, чтобы я не беспокоилась, что через несколько дней все будет решено и все мы узнаем, что с нами будет. Потом, попросив меня приехать к нему в Потсдам с Лоремари как можно скорее, он вскочил в машину и уехал.
Я вернулась за свой стол и позвонила в швейцарскую миссию Перси Фрею, чтобы отменить нашу договоренность вместе пообедать, так как я спешила в Потсдам. Ожидая, пока ответит номер, я повернулась к Лоремари, стоявшей у окна, и спросила, почему Готфрид был в таком состоянии. Может быть, это Konspiration? (И все это с трубкой в руке!) Она прошептала: «Да! Именно! Все свершилось. Сегодня утром!» В это время Перси подошел к телефону. Все еще с трубкой в руке, я спросила: «Мертв?» Она ответила: «Да, мертв!» Я бросила трубку, обхватила ее за плечи, и мы закружились по комнате в вальсе. Затем я схватила кое-какие документы и сунула их в первый попавшийся ящик стола, после чего мы, крикнув швейцару, что мы dienstlich unterwegs [уходим по служебным делам], ринулись на станцию «Цоо». По дороге в Потсдам она шепотом сообщила мне подробности, и, хотя в купе было полно народу, мы даже не пытались скрыть свое волнение и радость.
Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг, полковник Генерального штаба, подложил бомбу у ног Гитлера во время совещания в ставке Верховного главнокомандования в Растенбурге, в Восточной Пруссии. Бомба взорвалась, и Адольф погиб. Штауффенберг ждал снаружи до момента взрыва, а потом, увидев, как Гитлера выносят на окровавленных носилках, побежал к своему автомобилю, спрятанному где-то поблизости, и вместе со своим адъютантом, Вернером фон Хафтеном, поехал на местный аэродром и прилетел обратно в Берлин. Во всеобщей неразберихе никто не заметил его исчезновения.
Прибыв в Берлин, Штауффенберг немедленно явился в ОКХ (Главное командование Сухопутных сил) на Бендлерштрассе, которое к этому времени было занято заговорщиками и где собрались Готфрид Бисмарк, Хелльдорф и другие. (ОКХ находится по другую сторону канала от нашей Войршштрассе.) Сегодня вечером в шесть предполагалось сделать сообщение по радио, что Адольф мертв и сформировано новое правительство. Новым рейхсканцлером должен быть Гёрделер[726], бывший мэр Лейпцига. Он связан с социалистами и считается блестящим экономистом[727]. Наш граф Шуленбург или посол фон Хассель будет министром иностранных дел. Первое, что я подумала: может быть, не следует ставить лучшие мозги во главе того, чему суждено быть всего лишь временным правительством.
Тридцатисемилетний Штауффенберг присоединился к антинацистскому Сопротивлению сравнительно поздно — только в июле 1943 г. В юности он, как и многие патриотически настроенные немцы, верил, что Гитлер призван спасти Германию от катастрофических последствий и позора Версальского договора[728]. Состоя при легендарном Роммеле в Северной Африке, он был тяжело ранен, лишился глаза, правой руки и двух пальцев на левой руке — увечье, оказавшееся роковым в момент покушения. В июне 1944 г. он был назначен начальником штаба Армии резерва, так называемой Ersatzheer, заместитель командующего которой, генерал-полковник Фридрих Ольбрихт, был давним антинацистским заговорщиком. По должности Штауффенберг должен был регулярно являться с докладом лично к Гитлеру. Поскольку в окружении Гитлера никто больше не мог или не решался взять на себя его ликвидацию, Штауффенберг решил сделать это во время одной из таких встреч.
Две первые попытки — 11 и 15 июля — были отменены в последнюю минуту. К тому времени аресты множились уже и среди военных. Было ясно, что гестапо подбирается к заговорщикам. Когда 20 июля Штауффенберг был снова вызван к Гитлеру, он решил: будь что будет, на сей раз он подложит бомбу.
Когда мы добрались до «Регирунга» в Потсдаме, был уже седьмой час. Я пошла умыться. Лоремари поспешила наверх. Прошло всего несколько минут, когда я услышала за дверью медленные шаги, и она вошла со словами: «Только что было сообщение по радио: „Некто граф Штауффенберг пытался убить фюрера, но провидение его спасло“».
В действительности первое сообщение по радио, сделанное в 18.25, не содержало никаких имен. В нем говорилось лишь следующее: «Сегодня было совершено покушение на жизнь фюрера с применением взрывчатки… Сам фюрер не пострадал, если не считать легких ожогов и царапин. Он немедленно вернулся к работе и, согласно программе, принял дуче (т. е. Муссолини) для длительной беседы». Только в последовавшем за этим комментарии был скрытый намек на то, кто совершил покушение («дело вражеских рук»). Но в тот момент Гитлер еще не понимал, что бомба была лишь частью значительно
