По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич
Утром во время завтрака опять позвонила мамуля и как ни в чем не бывало спросила, приедем ли мы сегодня к ней? Она испекла уже яблочный пирог, который я так люблю. А потом мы все можем поехать и показать Варваре Георгиевне Манхэттен. Зная свою мамулю, я не стал с ней спорить и сказал, что мы приедем. На следующий день мы заехали в Джерси-Сити за мамой и Ленусей, чтобы вместе с ними поехать в Манхэттен. Но моя мама перед самым нашим приездом в очередной раз с Ленусей поссорилась и брать ее с собой категорически отказалась. Устраивать с ней разборки при Валиной маме я не стал. Тем более зная, что это бесполезно.
Поездку подробно я описывать не стану. Лишь скажу пару слов о впечатлении Варвары Георгиевны от поездки. Когда мы выехали из тоннеля Холланда в Манхэттен и остановились у 110-этажных так называемых «Twin Towers», упирающихся в небо, Варвара Георгиевна задрала голову и сказала свое: «Надо же». Всю остальную поездку она смотрела по сторонам и молча покачивала головой. По выражению ее лица я понял, что Нью-Йорк впечатление на нее не произвел. Так оно и оказалось.
– Ну что, Варвара Георгиевна, понравился вам город? – спросила мамуля, когда мы стали возвращаться домой.
– Не-а, – покачала головой женщина. – Вы не обижайтесь, Евгения Самойловна, но это не город, а прямо какой-то колодец. Не дома, а костяшки домино, чуть ли не до неба. Зелени нет, птиц нет. А машин невпроворот. Все дороги ими забиты. И людей множество. Прямо как муравьи – туда-сюда. Не протолкнуться. Чего уж тут хорошего. Вот у детей наших хорошо. Тишина. Кругом зелено. Белки по деревьям бегают. Машенька говорит, что еще олени приходят. Сказка же.
Я посмотрел в заднее зеркало и увидел, как моя мамуля фыркнула. Когда мы подъезжали к ее дому, она предложила зайти к ней. Она что-нибудь приготовит на скорую руку. Я категорически отказался и повез всех обедать в китайский ресторан. Я не знал, появились ли уже в России китайские рестораны, но я твердо знал, что в любом случае Варвара Георгиевна в них никогда не была. Услышав про ресторан, мамуля предложила заехать и взять Ленусю. В этом была вся моя мама: скандальный характер и вместе с тем доброе сердце. Ленуся словно ждала нас и на всякий случай накрасилась и приоделась. А в этом была вся моя сестра: она всегда была готова куда-нибудь поехать. Не важно, когда и куда. В ресторане Варвара Георгиевна попробовала каждое блюдо, и еда ей очень понравилась. Она лишь с удивлением посмотрела, как мы с Валей стали есть палочками, не упустив сказать при этом свое «Надо же».
Когда мы вернулись в Лоуренсвилл, было очень поздно, и Маша, не дождавшись нас, уже спала.
* * *
На следующий день мы решили отдохнуть после вчерашней поездки и остаться дома. Маша стала настаивать, чтобы мы поехали и показали бабушке Принстон, но я на этот раз ей не поддался и сказал твердое нет. И дело тут было не только в усталости. С момента приезда мамы Валя ни разу не оставалась с ней наедине. Я понимал, что и той, и другой хочется поговорить один на один, откровенно рассказать друг другу о своих жизнях. Тогда я решил опробовать купленный вчера мангал и сделать шашлык. Поездка в магазин за бараниной, разделка и мариновка мяса, подготовка мангала – все это должно было занять достаточно времени, чтобы Валя с Варварой Георгиевной могли поговорить по душам. Когда я сказал Маше о своей идее с шашлыками, она тут же забыла про поездку в Принстон и напросилась поехать со мной за бараниной. В машине я объяснил Маше свое желание оставить маму наедине с бабушкой. Выслушав, Маша обняла меня и поцеловала в щеку. Это было довольно трогательно с ее стороны. Опыт в жарке шашлыков я приобрел, отдыхая в Кастильских горах, поэтому я умел их не только жарить, но и выбирать мясо. Когда мы с Машей вернулись из магазина, Валя с матерью еще продолжали разговаривать в нашей спальне. Мы с Машей занялись приготовлением маринада для мяса. Затем нарезали баранину и положили в маринад. Когда я разжигал мангал, сверху спустилась Валя. Глаза у нее еще оставались заплаканными. Она молча обняла меня и поцеловала. День прошел спокойно и неторопливо. И так же закончился. Ближе к вечеру мы с Валей взяли по бокалу белого вина, Маша – свой любимый апельсиновый сок, Варвара Георгиевна – полюбившуюся ей кока колу, и сели на патио наблюдать заход уставшего за день солнца. Его угасающие лучи неторопливо прощались со своими земными владениями, уступая место ожидающей своего часа луне, которая, словно подражая солнцу, была оранжевая, но позволяла на себя смотреть. Звезды брильянтовой россыпью покрыли почти безоблачное небо. Ночное небо меня всегда, еще с морских времен, привлекало. Вид его как будто очищал меня от накопившегося во мне дня. Посидев еще какое-то время под лунным небом, мы пошли спать. Телевизор, несмотря на все Машины просьбы, мы еще не купили. Таким образом мы приучали ее к книгам.
На следующий день мы поехали в Принстон. Пройдясь по Палмер-сквер, мы остановились около известной мороженицы, где всегда была очередь. Попробовав мороженое, Варвара Григорьевна воскликнула:
– Надо же, какое вкусное! А у нас считают, что русское мороженое самое вкусное в мире.
– И радио изобрел Попов, – усмехнулся я.
– А электрическую лампочку – Яблочков, – добавила Валя.
– Нет, Эдисон! – возмутилась Маша.
– Хватит, хватит, – примирительно сказал я.
Мы доели мороженое и пошли в университетский кампус. Почти сразу за входом расположилась университетская часовня, скорее похожая на маленький готический собор. Когда мы зашли в нее, Варвара Георгиевна перекрестилась. Маша с удивлением посмотрела на бабушку, потом на меня. Я приложил палец ко рту, предупреждая ее вопросы. Часовня нас встретила глубокими и торжественными звуками органа. Она была пуста, так что, скорее всего, это была репетиция. Внутри было сумрачно и прохладно. Солнечные лучи проникали в часовню сквозь красочные витражи в вытянутых окнах, двумя рядами окружавших ее стены. В их преломленном свете казалось, что миллиарды пылинок, заполнив воздух часовни, совершали свое вечное движение, словно танцуя под звуки органа. Мы постояли немного, и Валя, взяв маму под руку, вывела ее наружу. После прохладной часовни воздух снаружи
