Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг
Я возвращаюсь на диван и беру его за руку.
– Луи, я благодарна за все, что вы делали для меня. Вы должны знать, с каким нетерпением я ждала ваши письма.
Он обнимает меня за плечи, прижимает к себе и целует своими полными губами. Борода щекочет мне щеки, подхлестывая мою страсть.
– Станьте моей женой, – шепчет он возле моих губ, согревая их своим дыханием.
Я не ожидала этого.
Его губы касаются моих, сначала он целует меня нежно, потом все сильнее. В его поцелуе я чувствую копившуюся годами неутоленную страсть.
Он покрывает меня поцелуями, и я думаю – да, да, да. Да.
– У нас будет ребенок, и мы будем компаньонами, будем вместе управлять винодельней, – шепчет он мне на ухо.
Ребенок? Моя винодельня? Как это согласуется с моими чувствами? Я кутаюсь в шаль.
– Уже поздно. Мы слишком много выпили, – смущенно говорю я.
Кажется, он смущен не меньше меня.
– Я думал, что у нас что-то…
– Конечно, Луи, конечно, но я только что взялась за дела и…
– Не хотите делиться с каким-то разъездным агентом?
– Луи, давайте поговорим об этом утром на трезвую голову.
Он гладит бороду и хмурится; его страсть разбилась о мою нерешительность.
Луи предлагает мне помощь в делах и любовь, которой мне так не хватает в жизни, но его предложение чревато последствиями. Суровыми последствиями. Конечно, я хочу быть вместе с Луи, но готова ли я отдать ему мою винодельню? В Кодексе Наполеона ясно сказано: собственность вдовы переходит к ее новому мужу.
Встав с дивана, он шагает к двери.
– Я вижу, что захотел слишком много. – Он берет с вешалки свою меховую шапку и накидку.
Мне больно видеть его разочарование.
– Луи, знаете, вы мне очень дороги, но, если я выйду за вас замуж, возникнет проблема с собственностью на винодельню. Дайте мне подумать.
Он выходит в ночь, оставив дверь открытой.
Прислонясь к дверному косяку, я вижу, что он проходит мимо конюшни.
– Не забудьте взять Призрака, – напоминаю я.
Он поворачивается ко мне.
– Призрака я привез для Ментины. Ведь вы писали мне, что хотели подарить ей белую лошадь, вот я и привез. Я-то думал, что мы с вами… – Он обреченно машет рукой. – Я буду в таверне «Кокатрис».
Будь проклят Кодекс Наполеона.
35
Если нет того, что ты любишь, люби то, что есть
Луи не появляется до конца страды. Его отсутствие лишь усиливает мою тоску. Я не хочу жить без него. Но прежде я должна точно знать, что говорится в Кодексе Наполеона про собственность вдовы, когда она снова выходит замуж. После смерти Франсуа три четверти его собственности вернулись Филиппу. Пока Филипп оставался партнером, не было необходимости в официальной смене собственника винодельни. Но все изменится, если у меня будет муж, и не в мою пользу.
Вечером после уборки урожая я иду по виноградникам и сажусь у скалы. Над головой мерцают звезды – маячки мудрости. Особенно я люблю звезду Франсуа – она мигает мне, словно передает небесное послание. Франсуа говорит со мной так, будто сидит рядом. Он не хочет, чтобы я и дальше оставалась одна.
На следующий день я еду в коляске в Реймс, чтобы расспросить папа́ про Кодекс Наполеона. Как возмутительно, что Маленький Дьявол держит мертвой хваткой мою винодельню, даже если я выйду замуж.
Колокола Реймского собора звонят как безумные. Папа́ я нахожу в левом флигеле в траурной одежде. Он стоит на коленях, в руке мастерок. Я чувствую минеральный запах камня из карьера и сырой запах цемента в жестяном ведре.
– Подай мне вон ту плитку, – показывает он, и я кладу ее перед ним.
– Почему так звонят колокола? – спрашиваю я.
Он шлепает на пол цемент и кладет плитку, прижимает ее.
– Мы потерпели поражение в битве при Бусако в Португалии. Газеты Наполеона сообщают о 522 убитых, 3612 раненых и 364 пленных, а это означает, что Франция потеряла вчетверо больше.
Я почти падаю на скамью; мои проблемы кажутся незначительными по сравнению с такой бедой.
Папá скребет мастерком в ведре.
– А Наполеон называет себя ангелом победы. – Он выпрямляется, держась за поясницу. – По моим подсчетам, Реймс уже потерял три тысячи мужчин и мальчишек. Когда мы пришли в храм, нас окружили матери и жены погибших, они рыдали и рвали на нас одежду. Они просили меня остановить Наполеона – как будто он меня послушает. Я с трудом отвез твою мать домой. Она так напугана, что сейчас прячется в постели под одеялом.
– Как они могут обвинять тебя?
Он показывает большим пальцем на свой нагрудный знак с революционным девизом: «Свобода. Равенство. Братство».
– Наполеон назначил меня мэром; они знают, что он прислушивается к моим словам. – Он кашляет. – Я не виню их. Они устали. Голодные. У них погибли близкие.
– Неужели он не видит, какой вред наносит Франции? Убивает наших мужчин, морит голодом собственных граждан? Его надменность просто поражает.
Папá вытирает руки полотенцем.
– Теперь, с его верной австрийской женой и наследником, который уже на подходе, он породнился со всеми европейскими монархами: Романовыми, Бурбонами, Габсбургами, Ганноверской династией.
– И все они хотят, конечно, его свергнуть.
– Он будет править всеми. Это лишь вопрос времени. – Отец просит подать ему новую плитку.
– Какую? – На полу лежат плитки разной формы и величины. – Откуда вы знаете, какая подойдет вам сейчас?
– Вон та квадратная.
Я протягиваю ему плитку, он кладет цемент.
– Давным-давно, когда я бывал в Версале, я кланялся королю, и мои глаза фокусировались на большом пространстве между нами. Тот версальский пол представлял собой нечто удивительное. Плитки всевозможной формы и размеров сочетались между собой в поразительной гармонии, открывая путь к его королевскому величеству.
– Как вы придумываете этот узор?
– С помощью терпения. – Он кладет плитку в угол. Потом пытается встать с пола, падает и делает новую попытку.
Я беру его за руку и медленно тяну кверху.
– Не надо стареть. – Он трясет согнутым пальцем. Я целую его в обе щеки.
– Вы не можете стареть, папá. Вы должны доделать это крыло дома.
Папá крестится.
– Я поклялся могилой матери, что не умру, пока не закончу этот пол. – Он лезет в карман траурного сюртука, вытаскивает фляжку и делает большой глоток, потом дает ее мне.
Сладкий, пряный запах кальвадоса, излюбленный напиток Луи. Странное совпадение.
– Я не помню, чтобы вам нравится кальвадос. – Я пью, наслаждаясь сладким жжением в горле.
