Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев

Первый номер будет выпущен не раньше октября.

Леди Ротермир продолжает спонсировать журнал (£700 в год), но средства поступают на счет, которым управляет «Faber and Gwyer». Из них оплачивается выпуск журнала, авторские гонорары и гонорары самого Элиота (не более £100). Леди Ротермир может потребовать аудита, если пожелает.

«Я буду очень благодарен, – писал Элиот, – если вы сможете составить проект этого соглашения как можно быстрее, до того, как леди Ротермир передумает»[442].

Уже 28 августа она ответила согласием.

Улаживание деталей вновь требовало времени. В «Faber and Gwyer» журнал начал выходить под слегка измененным названием. Теперь он назвался «New Criterion». Первый номер вышел в январе 1926-го.

3

Переход Элиота в «Faber and Gwyer» вызвал конфликт с Вулфами. Им не понравилось, что издательство решило выпустить сборник «Стихотворения 1909–1925» («Poems 1909–1925»), куда входила TWL. Вулфы считали, что обладают приоритетом на книжные издания поэмы. Они также подозревали, что Элиот «переманивает» у них авторов. Сам Элиот отрицал, что «Faber and Gwyer» будет хоть как-то конкурировать с «Hogarth Press».

Этот конфликт удалось уладить. Элиот убедил Л. Вулфа, что недоволен книгой и рассматривает ее как способ «избавиться ото всего, что мешает двигаться вперед»[443]. Сказывалось и то, что положение Элиота в литературном мире становилось прочнее. С ним так или иначе приходилось считаться.

Задачи Элиота в «Faber and Gwyer» не ограничивались изданием журнала. Одним из первых его проектов было издание серии монографий о зарубежных авторах, повлиявших на развитие современной литературы (не только о писателях). Он предложил Г. Риду написать книгу о А. Бергсоне, Р. Олдингтону – о Р. де Гурмоне, Дж. Г. Флетчеру – о А. Рембо. Сам он планировал написать о Ш. Моррасе, лидере «Action Francaise», и его взглядах на историю и культуру.

Этот план вызвал конфликт с Р. Олдингтоном. За два года до этого Олдингтон предлагал похожий план другому издательству, «Routledge». Его реализацию отложили. Было похоже, что Элиот воспользовался идеей Олдингтона.

Олдингтон писал Г. Риду: «Эта история – самая большая неудача, которая выпала на мою долю со времен войны, она отнимает у меня плоды многолетнего труда. Не только роль редактора [серии] очень важная вещь сама по себе, но она бы дала мне постоянную связь с Routledge и предоставила возможность выбраться из этого болота журнализма и бедности. Что толку плакать о пролитом молоке; правильно в данном случае улыбаться и поздравить Тома»[444].

И этот конфликт удалось уладить, Элиоту и Олдингтону предложили стать соредакторами серии «Republic of Letters», причем Олдингтон должен был заниматься «историческими фигурами», а Элиот – современниками. Осадок, однако, остался.

4

В 1925 году Элиот начал обсуждать со своими друзьями возможность разойтись с Вивьен[445]. Растущее отчуждение уже невозможно было скрыть. На отдых и/или для поправки здоровья (трудно было одно отделить от другого) они все чаще ездили раздельно.

В «Дневнике с левого берега» (заметках Вивьен, под псевдонимом Фанни Марлоу) Фанни рассказывает о встрече со знакомой по имени Агата.

«Вчера я встретила Агату в саду Тюильри. Был ‘‘весенний вечер’’, мягкий, и сырой, и пахнущий гиацинтами. <…>

Когда мы стояли на мосту и смотрели на отражения огней в воде, перед тем как сказать друг другу спокойной ночи, я сказала Агате о своем плане спуститься вниз однажды вечером и пройтись по дорожке у воды. Мне всегда очень хотелось этого, хотя я чувствую, что это очень опасно. Дорожка выглядит так зловеще. Агата умоляла меня не делать этого.

– Там крысы, – сказала она. – Я не имею ничего против крыс, в этом я полная извращенка. – Да, но там могут попасться пьяные бродяги, – возразила Агата, – а во французском пьяном бродяге нет ничего хорошего. – Ну, может быть… – Обещай, что ты не будешь ходить по этой дорожке, Фанни, – сказала Агата, и я вынуждена была дать обещание. Мы долго молча смотрели с моста вверх по течению, а затем, перейдя мост, стали смотреть в противоположную сторону.

– Мы вернемся в июне! – воскликнули мы одновременно, и посмотрели друг на друга, и глаза Агаты сказали мне так ясно и с такой печалью: – Но мы же знаем, что не вернемся в июне. – Мои глаза, должно быть, сказали ей то же самое столь же ясно, так как Агата сказала: – Но жизнь должна нам дать вернуться сюда в июне – жизнь задолжала нам это»[446].

Заметки написаны незадолго до «апрельского кризиса», когда Вивьен считала, что могла умереть.

После кризиса сам Элиот искал возможности проконсультироваться у психиатра. Л. Вулф посоветовал некоего д-ра Хеда (Head). Совет выглядел двусмысленно – В. Вулф после консультаций у него в 1913 году пыталась покончить с собой. Доктор произвел на Элиота неприятное впечатление, и он отказался от консультаций.

В июне лечащим врачом Вивьен на некоторое время стал новый доктор, некий д-р Уэст. Он пришел к выводу, что ее внутренние органы, особенно печень, находятся в ужасном состоянии.

Весной Вивьен написала еще один скетч, «Парализованная женщина» («Paralysed Woman»). Элиот называл эту историю «удивительной и ужасной»[447].

Героиню зовут Сибилла, что напоминает о Кумской сивилле из эпиграфа к TWL. Парализована вовсе не героиня. Сибилла – писательница, которая осознает, что ей завидует парализованная женщина, живущая напротив. Шофер и горничная выкатывают ее кресло на застекленную веранду. Она всегда безупречно одета, вся в белом, включая шляпу и перчатки. С ней часто можно видеть седовласого джентльмена и мальчика, по-видимому мужа и сына. Уход за ней кажется идеальным, на веранде сервируют великолепные обеды.

Но Сибилла тоже завидует этой женщине. Квартира у моря, где живет она сама, ей кажется клеткой. Ее муж, Андрэ, приезжает на выходные с двумя чемоданами. Один набит книгами и журналами, нужными ему для работы, другой – лекарствами. Он носит шляпу-котелок, на лице его всего озабоченное и раздраженное выражение. Он злится по пустякам, хотя реальные причины не те, что кажется. Когда Сибилла в смотрит в окно на парализованную женщину, он с холодной яростью спрашивает ее подругу, прокипятила она молоко?

Иногда атмосфера разряжается – в минуту хорошего настроения Сибилла и ее подруга Филис решают станцевать, и Андрэ в восторге от их дикого танца. Но потом Сибилла, чувствуя себя обессиленной, все воскресенье проводит в постели.

По совету Люси Тэйер Вивьен послала cвой скетч в «Dial», но он неожиданно был отвергнут Марианной Мур, которая тогда редактировала журнал. В итоге он был напечатан в июльском «Крайтириэне» под псевдонимом Фейрон Моррис.

Но эта история привела к новому нервному