Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков
Я уже упоминал, что управление Ставропольской энергосистемы находилось в городе Пятигорске. Крайком партии с подачи заместителя управляющего по капитальному строительству С. В. Безугленко, находившегося в резерве на замещение должности управляющего, добивался перевода управления в Ставрополь. Мне эта идея не нравилась, и я неоднократно выступал с критикой нерационального проекта, для осуществления которого требовались огромные деньги. Эту позицию занимал А. П. Кустов, ее поддерживал весь коллектив Ставропольэнерго, такого же мнения был и начальник Главюжэнерго Б. В. Автономов. Самую активную в этом вопросе позицию занимал начальник отдела кадров, полковник запаса Георгий Степанович Семин.
«Далеко не всем, — писал Виктор Гюго, — дано испытывать смутное, но необоримое желание причинять другому вред». Но если такой человек появился рядом с вами, необходимо всегда сохранять бдительность и быть готовым ко всему. На очередном отчетно-выборном партийном собрании коммунисты решили выдвинуть мою кандидатуру на должность секретаря парткома. В это время я уже работал в должности заместителя главного инженера по электрической части Ставропольэнерго. При обсуждении списка кандидатов в состав парткома выступил заместитель управляющего по капитальному строительству Безугленко:
— Я против введения Дьякова в списки для голосования.
На просьбу объяснить причину он ответил коротко:
— Против — и все!
Когда поставили вопрос о включении моей кандидатуры в список для голосования, все, в том числе и жена Безугленко, сидевшая рядом с ним, проголосовали «за». Лишь один Степан Васильевич проголосовал за свое предложение об исключении меня из списка. Меня избрали в партком и секретарем.
Пути Господни неисповедимы. Через месяц в партком Ставропольэнерго поступило заявление от заведующего складом Центральных электрических сетей, участника Великой Отечественной войны Василия Константиновича Никифорова. В заявлении были указаны все данные автора, в том числе и номер партийного билета. В нем детально расписывались похождения С. В. Безугленко: от связей с женщинами до служебных, подпадающих под уголовные, нарушений. Изложенные в заявлении факты свидетельствовали о том, что допустившее их лицо впредь не имело морального права находиться в рядах в партии. Я был поставлен в очень непростое положение.
Что делать? Как поступить? Ведь этот коммунист выступал против меня на партийном собрании. Разбираться с ним объективно и принципиально — значит дать повод для вывода, что я свожу счеты с неугодными. Кустов настаивал на исключении (ему было необходимо убрать претендента на свою должность), но он не был членом парткома. Я долго думал, какие шаги следует предпринять.
Через некоторое время С. В. Безугленко сам напросился на встречу со мной. Я тогда сидел на четвертом этаже, а он — на третьем. Я его терпеливо выслушал. Естественно, он пытался оправдываться.
— Степан Васильевич, — сказал я ему, — своим поведением вы поставили меня в двойственное положение. За все, что здесь написано (я показал ему поступившее заявление), надо исключать из партии. Другого варианта я не вижу. Но если исключить вас из партии, может сложиться впечатление, что я с вами расправился, используя партийное положение. Я не хочу этого делать и не таю на вас зла, зная все ваши положительные и отрицательные качества. Пусть они останутся вашими.
— Давайте договоримся так, — продолжал я. — Если вы на парткоме признаете все свои ошибки и заявите, что заслуживаете исключения из партии, то я обещаю закрыть ваше персональное дело обсуждением, не объявляя даже простого выговора. Ограничимся обсуждением, строго укажем — и вы останетесь в партии и на должности. Какими бы ни были ваши прегрешения — отдайтесь на милость товарищей, которые, как мне кажется, будут рады пойти навстречу тому, кто обратился к ним за моральной поддержкой. Но вы должны чистосердечно признаться по каждому пункту, изложенному в этом заявлении, и каждому пункту дать оценку.
Он все внимательно выслушал и недоверчиво спросил:
— А вы сможете это сделать? Где гарантии?
Тогда встречный вопрос задал ему я:
— А у вас есть другой выход?
— Нет.
— Ну, тогда решайте. Я о своей позиции объявил и постараюсь сделать так, как сказал. Вы согласны?
— Согласен, — последовал тихий ответ после долгой паузы.
Перед заседанием партийного комитета я никого не стал посвящать в тонкости задуманной операции. После оглашения жалобы первым получил слово С. В. Безугленко. Он чистосердечно признал себя виновным по каждому пункту, сказал, что заслуживает исключения из партии, но попросил коммунистов отнестись к нему снисходительно и оставить в рядах КПСС и на работе.
Начались выступления. Каждый выступавший настаивал на исключении. Степан Васильевич сидел весь мокрый. Я дал выступить всем членам парткома, потом взял слово сам:
— Все мы — товарищи по партии. Скажите, разве он уже потерян для партии? Много ли найдется членов партии, которые вот так чистосердечно могут признать свою вину? Не каждый сделает это. Как руководитель Безугленко работает нормально: находится в резерве крайкома партии на должность управляющего. Да, его действия заслуживают исключения, но у меня есть другое предложение, которое поможет сохранить его для дела. Учитывая чистосердечное признание Степана Васильевича, я предлагаю ограничиться сегодняшним внушением, строго ему указать и в течение года контролировать его поведение.
В зале повисла тишина. Я выдержал паузу и вновь обратился к членам парткома:
— Вы все первыми высказались за предложение исключить Безугленко из рядов партии, а мое предложение — второе. Прошу дать согласие проголосовать первым за мое предложение, а потом голосовать в случае необходимости за ваше.
Все проголосовали — «за».
— Кто за мое предложение, прошу поднять руки?
Все присутствующие коммунисты поддержали меня единодушно.
После заседания я зашел к Кустову.
— Исключили? — сразу с порога обрушил он на меня вопрос.
— Нет, Александр Петрович, не исключили.
Реакция Кустова была для меня неожиданной. Он изо всех сил ударил ногой по рядом стоявшему стулу, который отлетел метра на два.
— Как? Почему? — возмущался он.
Александру Петровичу очень хотелось выбросить Безугленко из резерва, и он с большой заинтересованностью наблюдал за развитием конфликта. Конфуций применительно к подобной ситуации говорил: «Когда дерутся два кабана, панда на горке потирает лапы».
Я сказал:
— Там будет такой протокол, что не только из резерва, а откуда захочешь его можно будет выкинуть.
Протокол был составлен