Королевы второго плана - Сергей Владимирович Капков

После вечера, посвященного восьмидесятилетию Георгия Тусузова, на банкете в Доме актера присутствовал патриарх эстрады Алексей Алексеев, который постоянно обращался к Татьяне Ивановне: «Танюша, а помните, в Харькове, когда ваша семья переехала в новый большой дом, Иван Романович устроил прием? Сидели за столом знаменитые артисты, а вы с тоненькими косичками вертелись вокруг нас и всё старались обратить внимание на то, что, верно, тогда вас потрясло несказанно: вы убегали из комнаты, и вскоре раздавался шум, бульканье, страшные звуки, как будто начинал извергаться водопад, – это вы приводили в действие чудо техники, унитаз! И хотели обратить наше внимание на эту новинку века». При этом сама Татьяна Ивановна сидела на столе, болтая ногами, и с упоением откусывала бутерброд с колбасой. В другой руке она держала рюмку, смотрела на Алексеева смеющимися озорными глазами и вновь была той озорной девчонкой.

Впрочем, не вновь. Она оставалась ею всегда. И в жизни, и на сцене, и в кино.

Актерам быть интереснее Пельтцер было очень трудно. А моложе – просто невозможно. Молодость на сцене – это не отсутствие морщин, а состояние души, когда не получается удержать бьющее через край жизнелюбие. Настоящий художник, она никогда не поддавалась распространенной женской слабости – казаться привлекательнее. И всё равно ею любовались, восхищались.

Александр Ширвиндт любит вспоминать, как после сдачи спектакля «Проснись и пой!» было решено сделать что-то неординарное, и Пельтцер предложила: «Полетим в Ленинград! К Миронову в “Асторию”! Он сейчас там снимается». И полетели. Два дня гуляли на ее деньги, потому что «заначка» оказалась только у Татьяны Ивановны. Ей всегда можно было позвонить в три часа ночи и сказать: «Поехали!» Она не спрашивала, куда. Могла только спросить, с кем. И если компания ее устраивала, отвечала: «Подъезжайте!»

В Швеции, в туристической поездке, Пельтцер носилась впереди всех, неутомимая и любопытная. Гид, усталая женщина, русская эмигрантка, поначалу была просто шокирована, а потом покорена стремительностью и не всегда цензурной речью почтенной артистки. С нее постепенно сошло чувство превосходства обеспеченной шведки над нищими русскими, и, прощаясь с ними, она плакала и тоскливо обнимала Татьяну Ивановну, а потом долго стояла на дороге, не выпуская из глаз эту чудаковатую женщину, всколыхнувшую в ней неистребимую тоску по родине, и вспоминая захлебывающийся смех старой счастливой актрисы, непринужденной, как ребенок.

В 1963 году на гастролях в Париже Пельтцер жила в одном номере со своей подругой Валентиной Токарской. Из мебели – лишь кровать и биде. По городу ходить можно было только впятером и возвращаться засветло. Но актрисы игнорировали эти указания, посещали ночные увеселительные заведения, бродили по пустынным улицам, заглядывались на знаменитое «чрево Парижа»… Так как завтрак был в восемь утра, Пельтцер однажды решила заказать его в номер. Сиплым ото сна голосом она пробасила в трубку: «Бонжур!» В ответ жизнерадостный голос отозвался: «Бонжур, месье!» Больше по-французски Татьяна Ивановна не знала ни слова и переходила на немецкий, а Валентине Георгиевне приходилось только вздыхать о своей репутации.

Как-то на важном государственном телеканале «Россия 1» показали документальный фильм о Татьяне Пельтцер, весь сюжет которого строился вокруг слова «одиночество». Мол, актриса так страдала от одиночества, так переживала из-за отсутствия семьи, плакала в подушку по ночам… Будто авторы фильма подсматривали за ней из коридора или наблюдали через окно. Друзья и коллеги утверждают обратное. Никогда Татьяна Ивановна не сокрушалась по поводу своего одиночества. «Все ваши проблемы из-за детей, этих неблагодарных, маленьких эгоистов! – басила она своим молодым подругам. – У меня их нет, и я счастлива!» Для Пельтцер важнее всего была свобода, и она наслаждалась ею в полной мере. Съемки, спектакли, телевидение, эстрада, вечера в Доме актера и Доме кино, преферанс с любимой подругой Валентиной Токарской и «кем-нибудь третьим»… О каком одиночестве может идти речь?

По советским меркам Пельтцер была весьма обеспеченным человеком. Много зарабатывала, ездила за границу, каждый год отдыхала и подлечивалась в санатории, хорошо одевалась, была всегда элегантной, следила за модой. Дома – идеальный порядок, как у истинной немки. Готовила вкусно, если не хотела, заказывала ужин в ресторане, и, хотя доставки в советские годы не было, ей в виде исключения и как постоянному клиенту привозили еду домой. Но что отличало ее от других звезд такого же масштаба – Татьяна Ивановна не признавала такси, ездила только на метро. Любила, чтобы ее узнавали и говорили комплименты.

* * *

1972 год. Вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Татьяне Ивановне Пельтцер почетного звания народной артистки СССР. Первая народная в Театре сатиры почти за полвека его существования!

Дня за два до опубликования указа новость стала известна в театре. Завлит Марта Линецкая описывала это событие так: «На четвертом этаже двери лифта с грохотом распахнулись, и оттуда высыпались возбужденные Марк Захаров, Клеон Протасов и Татьяна Пельтцер – в холщовой юбке, тапочках – прямо с репетиции “Мамаши Кураж”.

– Правда? Или это вы здесь придумали? – спросила Татьяна Ивановна как всегда насмешливо. В голосе – надежда и сомнение.

– Конечно, правда! – Все понеслись в кабинет директора.

А на другой день Татьяна Ивановна пригласила всех в “Будапешт” на Петровских линиях. Вот это оперативность! Оказалось, что у нее – день рождения, шестьдесят восемь лет. И она, по традиции, устраивает его в этом ресторане, только на сей раз семейный круг несколько расширился. Тосты, цветы, всеобщая любовь…

Потом поехали к ней пить кофе. Набилось много народа в ее квартире на “Аэропорте”. Татьяна Ивановна с темпераментом готовила стол, развлекала гостей, отчитывала нерасторопную жену брата. В маленькой прихожей тесно. У зеркала – гора телеграмм. И от Ганса – тоже длинная телеграмма на немецком языке. На стенке – множество значков. Кухня настоящей хозяйки с миллионом хитрых приспособлений, машинок, кофеварок, чайничков, самовар, наборы ножей и разной кухонной утвари.

В 11 вечера Татьяна Ивановна укатила в Ленинград на пробу в каком-то новом фильме…»

О чем жалела она в этот момент? Не дожил папаша Иван Романович. Он был бы счастлив больше, чем Танюша. И горд…

* * *

Рассказ о Татьяне Пельтцер был бы неполным без упоминания ее работ в кино. Однако, как ни парадоксально, из доброй сотни экранных образов выделить особо нечего. Великие режиссеры ее не снимали, не предлагали ей главных ролей, хотя работала в кино актриса очень много. Ей казалось, что иначе ее скоро забудут, и она в конце концов умрет