Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков
«20 лет нам живописуют со всех экранов, брызжа слюной, какие эти богатые разумные, эффективные, экономически дальновидные, потому финансово успешные. Этих рачительных хозяев злое советское государство (те, кто «гиб и мерз в 17-м»), по злобе своей всех учившее, лечившее, обеспечивавшее жильем, держало под спудом, не давая возможности развернуться. Как только развернуться им дали, они развернулись к Западу передом, к родине задом. Советское государство не давало им эксплуатировать нас, никчемных противников эксплутации человека человеком.
Сейчас эффективные собственники эксплуатируют и человека, и природу. Эффективно эксплуатируемые и природа, и человеки умирают невиданными в мирное время темпами. Эксплуатируемая природа пытается бороться со своими убийцами, но под ее карательную длань попадаем мы, такие же, как и она, жертвы эксплуататоров. Что-то в последнее время все так: одни грешат, другие должны за это каяться. Одни уничтожают, другие должны за это искупительную жертву приносить…»
Возвращаясь к Высоцкому, отметим, что он, видимо, считал себя прогрессистом — человеком, который не тормозит прогресс (как жлобы-завистники), а приближает его посредством разрушения советских стереотипов по отношению к той же частной собственности. Хотя стереотипы эти были присущи не только советскому социуму. Еще в древности люди понимали страшную суть этого монстра и по мере сил боролись с ним. Наиболее яркий пример — Древняя Спарта, где в IX–VIII вв. до н. э. законодатель Ликург сумел убедить своих сограждан отказаться от частной собственности. После этого Спарта в достаточно короткие сроки стала единой и непобедимой. Так длилось 500 лет, пока апологеты частной собственности не взяли верх над ее противниками, после чего Спарта утратила свою былую мощь и в итоге была подчинена Римом.
Последний чуть позже повторит тот же путь — погрязнет в частнособственнических инстинктах. И хотя отдельные диктаторы делали отчаянные попытки спасти ситуацию (например, император Сул-ла ввел налог на роскошь), ничего хорошего из этого не вышло — Древний Рим пал. В погоне за этим же миражом развалился Советский Союз, а нынешняя Россия находится на пути к такому же итогу. «Прогрессист» Высоцкий об этом вряд ли подозревал, находясь в плену тех идей, которые были широко распространены в той среде, где он вращался.
Несмотря на то что его песни были любимы простым народом, на самом деле Высоцкий все дальше от него отдалялся, затягиваемый в орбиту советской буржуазии. Бард дал себя купить последней еще в конце 60-х, когда сошелся с Мариной Влади. Это в кино мог декларировать, что «надо выбрать деревянные костюмы», а не «пляжи, вернисажи, экипажи, скачки, рауты, вояжи» («Песня Бродского»), а в реальной жизни соблазн оказался слишком велик, особенно после его мытарств первой половины 60-х. Циничная власть это прекрасно знала, поэтому достаточно легко купила Высоцкого, проделав весьма хитроумную комбинацию: приняла его в свои буржуинские ряды, но в то же время помогла ему остаться своим в глазах простого народа с помощью полузапретов, которые специально для него воздвигла. В итоге «упакованный» Высоцкий до сих пор считается среди простых людей своим, хотя устами героя своей песни «Я был завсегдатаем всех пивных» (1974) бард весьма недвусмысленно заявил:
…Они — во гроб, я — вышел в вожаки, —
Как выходец из нашего народа!..
Я мажу джем на черную икру,
Маячат мне и близости и дали, —
На жиже — не на гуще мне гадали, —
Я из народа вышел поутру —
И не вернусь, хоть мне и предлагали.
В другой песне — «Чужая колея» (1972) — Высоцкий декларировал, что в той колее, в которую он угодил, «условья, в общем, нормальные». Но герою песни все никак неймется, и он все норовит из нее выскочить. К финалу песни это удается: «Там выезд есть из колеи — спасение!» Но так было в песне. В жизни все будет совершенно иначе: колея, в которую угодил Высоцкий, никуда его от себя не отпустит, поскольку это не входило в планы тех, кто его туда засадил. Там все было как у блатных: вход копейка — выход рубль.
Как один из самых талантливых манипуляторов, Высоцкий в основном разрушал советские символы с помощью осмеяния. В его песнях советские люди и явления подавались в гротесковом виде, причем чаще все его героями становились люди с русскими именами и фамилиями, что четко укладывалось в традиции советско-еврейской юмористики, где смеяться можно было над кем угодно, кроме евреев. Читатель может возразить: например, в «Мишке Шифмане» (1972) главным объектом насмешек автора был именно еврей Однако пусть читатель сравнит то, как высмеивается пьющий Мишка Шифман и, к примеру, пьющие Ваня с Зиной из песни того же года «Ой, Вань…» («Диалог у телевизора»). Для последних автор уничижительных характеристик припас значительно больше. Взять, к примеру, Зину, которая мало того что алкашка, так еще «намазана, прокурена», весьма необъятных размеров («тебе шитья пойдет аршин»), да еще вдобавок и доносчица (писала на мужа жалобы). Ее супруг Иван не лучше: такой же алкаш, как и его друзья из разряда «пьянь и рвань». Типажи, конечно, выведены правдоподобные (таковых в необъятном СССР действительно было много, впрочем, как и в нынешней России), однако осадок все равно остается. Все-таки у тех же советских евреев всяческих недостатков было не меньше, но над ними Высоцкий, увы, так смачно не сарказни-чал. Отметим, ни разу. Хотя был наполовину русским. А все почему? Да потому, что в рамках идеологической дегенерации (разрушения), которая началась в СССР еще в хрущевскую «оттепель», главный упор делался на разрушение не просто советского, а именно русского менталитета, поскольку именно русские как нация составляли сердцевину советского проекта.
Будучи талантливым аллюзионистом, Высоцкий весьма умело прятал политический или социальный подтекст в своих произведениях под совершенно, казалось бы, невинные реалии. Например, стихотворение «Революция в Тюмени» (1973) было посвящено недавнему открытию месторождений нефти в этом регионе. Бард почти никогда не исполнял его на концертах, а только иногда читал вслух без гитары — видимо, чтобы его двойной смысл легче вбивался в сознание слушателей. В нем Высоцкий, прикрываясь нефтяной темой, размышлял о том, что «близок час великих перемен и революционных ситуаций», что «есть сопротивление пластов, и есть, есть ломка старых представлений». А в финале выводил милую каждому либералу формулу: «И нефть в утробе призывает — «SOS», вся исходя тоскою по свободе…» В подтексте читалось: даже нефть в СССР тоскует по свободе.
