Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

«Жить? Как можно так жить? – придушенно спросила Мака. – Давай включим газ, и дело с концом»…

Глава 2

Институт физических проблем

Анатолий Петрович, разумеется, не знал, что П.Л. Капица написал 18 декабря в личном письме Сталину уже со своей дачи:

«Товарищ Сталин,

лишив меня моего института, меня отстранили от полноценной научной работы, и я это тяжело переживаю. <…>

За период работы в управлении я увидел, что те принципы, на которых строилась работа по атомной энергии, – не те, которые, я считал, приведут нас лучше всего к решению поставленной задачи, поэтому я решил Вам об этом написать. По-видимому, я недостаточно учел, что критика, став известной, может быть неправильно истолкована и вызвать для меня неприятности, как это случилось. <…>

Я считаю, что для меня как ученого основной способ посильно содействовать Вашей созидательной работе – это помочь отыскать наилучшие организационные формы для нашей науки, а это может быть только тогда, когда ученый не будет бояться прямо говорить, что думает, даже в том случае, когда это неприятные вещи.

Я хочу надеяться, что меня наказывают не за это. <…>

Из всего происшедшего мне ясно, что при создавшемся положении продолжать свою научную работу по основным проблемам мне невозможно. Не только потому, что я не понимаю и никто мне не сказал, что я сделал плохого и почему меня нужно было лишить возможности научно работать, но и по следующим конкретным причинам.

Первое: в 1934 г. я мог и согласен был работать только в моем институте, который, как Вы помните, тогда привезли из Англии. Так же я смотрю на вещи и сегодня. Этот институт я люблю как свое дитя, я им горжусь, его я создавал 20 лет, он всецело приспособлен для моей личной работы, и работать и руководить другим для меня нелепо, и я не буду. Без него я обречен на кабинетную работу. Сейчас я, как скрипач, у которого отобрали скрипку, – могу играть только на гребенке.

Второе: потому что нет для этого нужного доверия и уважения ко мне как к ученому – необходимой основы для смелой работы.

Третье: по своему складу, как ученый, я только могу работать в области искания новых путей, а это мне поставлено в вину.

Четвертое несомненно, что теперь люди будут остерегаться идти ко мне работать, так как сейчас пострадал не только я один, но и мои ученики и помощники.

В создавшемся положении мне остается только одно: спокойно и терпеливо ждать. Поэтому я прошу Вас не истолковывать мою работу в уединении как нежелание служить стране, хотя, работая в лаборатории, чувствуешь себя полноценнее как ученый, но и за письменным столом можно делать полезные работы.

Если не будет возражений, то я постараюсь у себя в комнате на даче организовать маленькую лабораторию для элементарных опытов, и было бы очень хорошо, если бы мне разрешили взять к себе моего постоянного ассистента и кое-какие приборы из института.

Поэтому очень прошу Вас, чтобы Вы дали указания, чтобы мне помогли в этом, чтобы мне не мешали спокойно работать и чтобы больше не обижали. Я своей стороны готов сидеть тихо и смиряю до тех пор, пока не произойдет переоценка ценностей и не изменится отношение ко мне, – тогда в смогу опять в полной мере служить стране, людям и науке.

П Капица

18 декабря 1946 г.». [262, с. 623–629]

Но и не ведая, что было сказано в этом отчаянном и пронизанном гордынею письме, можно было, зная характер его автора – а в узком мире тогдашних физиков его все прекрасно знали, – легко догадаться о душевном состоянии уволенного директора ИФП. И при ясном понимании того, что Александров во всех этих неприятностях ничуть не виновен, что ни на что не претендовал из его, Капицы, собственности и наследства, ибо шёл по параллельной дороге, – все же именно он должен был стать «крайним». Чисто в силу неодолимых законов человеческой психологии – той самой. От примата, хомо эректуса и первобытного стада и рода.

Удружил и Игорь. Вот ведь чем обернулось его стремление во что бы то ни стало затянуть друга в Атомный проект. Но…

«И после плохой жатвы нужно снова сеять», – изрёк как-то Сенека. Уж вышло как вышло, и надо просто продолжать работать. Тем более что ты и был в системе, а теперь просто – вошёл в неё телесно.

И Александров стал перетаскивать в Институт физических проблем то, чем занимался в Ленинграде. И лабораторию, и людей.

В Москве естественным образом продолжились работы по термодиффузионному разделению. Сначала термодиффузионная установка. Над нею колдовал тот, прежний коллектив александровской лаборатории из физтеха.

Результаты, правда, не слишком радовали. То есть они были, и начальством вполне благодарно признавались. Но по факту показатели процесса говорили о бесперспективности промышленного освоения термодиффузионной технологии. Она просто экономически была неконкурентна технологии газовой диффузии. Слишком энергозатратна. При относительно меньшем выходе полезного продукта.

О том же говорили и данные американцев, даже открытые, опубликованные.

Однако Курчатов не пренебрегал ни одними вариантом. И один завод, причём довольно крупный, по предварительному обогащению на термодиффузии всё же построили.

В разбрасывании усилий Курчатова обвинить было невозможно: Александров просто обогнал с готовностью своей технологии других разработчиков параллельных методов диффузии. И на уровне Ванникова, то есть высшего руководства ПГУ, было принято решение разворачивать это производство, пусть оно будет и невыгодным. Есть приоритеты повыше выгоды. А для большей эффективности в качестве источника тепла и энергии подключим вам ГЭС. Вон она, ГЭС № 2, по ту сторону Москвы-реки дымит. Пара там сколько угодно, можно там его бесконечно забирать.

Ну, не вопрос. Рукастый Александров со своими сотрудниками за короткое время развернули на электростанции почти промышленную диффузионную установку. В огромном зале были установлены разводка труб с горячим паром под высоким давлением, трубы с охлаждающей водой и система слива воды. Далее была смонтирована серия разделительных колонн. После чего полупроизводствснная установка для разделения изотопов урана заработала.

С таких приборов начиналась атомная эра. Экспозиция в НИЦ «Курчатовский институт». Фото автора

Темпы монтажа были невиданные. Они глубоко впечатлили руководство ПГУ и в какой-то мере определили дальнейшие решения начальства относительно применения сил и способностей Александрова.

Но пытливый экспериментатор