Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова
Постановление Комиссии партийного контроля об исключении из партии бывших оппозиционеров, в том числе Л. Б. Каменева
20 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Д. 124]
Получив установки руководства, Ягода через своего помощника Льва Миронова передал следователям задание – в течение одного дня 22 декабря опросить всех и вытребовать «утвердительные» показания о том, что Николаев примыкал к оппозиции в 1920-е годы и являлся членом контрреволюционной зиновьевско-троцкистской организации. Было необходимо доказать связь Николаева с зиновьевцами. После этого уже становилось возможным обвинять Зиновьева и Каменева в убийстве Кирова.
В это время Льва Борисовича не допрашивали, но ему приносили материалы следствия «для ознакомления». И только те, которые, по мнению работников НКВД, могли бы убедить Каменева в виновности зиновьевцев в смерти Кирова и существовании «центра».
Агранов понимал, что так просто от Каменева не добиться признания вины. В итоге к нему в камеру под видом арестованного «подсадили» своего человека, Л. Д. Радина, в надежде, что Каменев разболтает ему что-нибудь. Но и ему Каменев постоянно говорил о своей непричастности к убийству Кирова: «Я никакой подрывной деятельности против партии никогда не вел»[433].
После этого Агранов решает поговорить с ним сам. Он пришел в камеру Каменева с предложением обдумать все еще раз, повспоминать и подробно изложить все, что ему известно о деятельности «ленинградской группы».
– Это Ваш партийный долг, – убеждал его Агранов.
Каменев был уверен в своей невиновности. Но бывшее оппозиционное прошлое порождало в нем чувство вины за нынешние события. Поэтому Лев Борисович, не задумываясь, согласился подробно рассказать все, что знает. Он преисполнился решимости, особенно после того, как узнал о высказываниях других арестованных о нем. «Надо постараться вспомнить, чтобы путаницы не было, – думал Каменев. – Итак, ленинградская оппозиция. И документов под рукой никаких нет… Как бы не запутаться». И он начал писать: «В категорической форме вопрос о дальнейшем поведении “ленинградской оппозиции” встал к концу XV съезда. Троцкий и его группа фактически становились на путь второй партии. Ленинградцы колебались. Я решительно выступал за прекращение всякой подпольной деятельности и за подчинение партии… Я занимал “правые” позиции, а вся оппозиция под влиянием Троцкого и подчинившегося ему Зиновьева была в “боевом”, “наступательном” настроении… Произошел раскол. Сафаров, Наумов, Саркис объявили нас “капитулянтами” и “изменниками”. Из троцкистов на нашу точку зрения встал лишь Пятаков. Помню, что основным моим аргументом было следующее рассуждение: нам не удалось изменить линию партии в желательном для нас направлении в открытой борьбе, но если мы останемся в партии и подчинимся ей, то мы, несомненно, с течением времени получим возможность влиять на ее политику… Ради этого надо отказаться от так называемой “платформы”. Я искренне верил, что партия, натыкаясь на неизбежные трудности, прибегнет к нашей помощи. Что наша политическая роль в партии бесповоротно сыграна, мне тогда еще не приходило в голову».
Здесь же Каменев поделился своими мыслями, которые он вынашивал в 1929 году: «…политическая линия Сталина по существу казалась и мне, и Зиновьеву, и другим гораздо правильнее линии Бухарина с его “врастанием кулака в социализм”, недоверием к индустриализации. Несмотря на все столкновения, раздражения и “обиды”, я считал товарища Сталина гораздо более достойным поста руководителя партии, чем кого бы то ни было из правых. Я никогда не верил в победу правых».
Каменев в записке дал нелестную характеристику Зиновьеву, помня, что именно из-за него попал в Минусинск: «Отсутствие воли, отсутствие последовательности, способность под влиянием случайных впечатлений то загораться необоснованными надеждами и оптимизмом, то впадать в мрачнейший пессимизм. Лучшая формула его поведения – “и хочется, и колется, и маменька не велит”», – вот что думал Каменев о Зиновьеве, сидя в тюрьме. По его мнению, Зиновьев именно из-за своей обиды на партию проявлял внимание ко всяким слухам и «политическим сплетням», выказывал готовность выслушать всякого, кто к нему обратится.
Про себя Каменев настойчиво писал, что после возвращения из Минусинска он порвал отношения со всеми «бывшими единомышленниками по ленинградской оппозиции», добавляя при этом, что, «к великому своему горю и несчастию, не порвал личных связей с Зиновьевым».
«Я еще раз подтверждаю, – писал Каменев, – что с момента возвращения в партию я не имел ничего общего с бывшей ленинградской оппозицией и ничего не знал о ленинградской группе… Я еще раз заявляю: я не играл словами, и в моих письмах из Минусинска в ЦК к товарищу Сталину, в моих статьях в “Правде” и в речи на 17 съезде я выразил все свои мысли до конца и без остатка и не изменял им с тех пор ни на йоту»[434]. 24 декабря 1934 года Каменев через конвой передал Агранову свое письмо.
А в это время 23 декабря 1934 года в «Правде» было опубликовано сообщение под заголовком «В народном комиссариате внутренних дел СССР». В нем говорилось, что «кроме лиц, привлеченных к суду по делу Николаева (убийство т. Кирова), органами НКВД арестованы в связи с этим делом в Москве 16 декабря следующие участники бывшей зиновьевской антисоветской группы: Шаров Я. В., Куклин А. С., Файвилович Л. Я., Бакаев И. П., Вардин И. В., Залуцкий П. А., Горшенин И. С., Зиновьев Г. Е., Булах В. С., Гертик А. М., Евдокимов Г. Е., Каменев Л. Б., Федоров Г. Ф., Костина А. П., Сафаров Г. И.».
При этом указывалось, что в отношении Федорова, Сафарова, Зиновьева, Вардина, Каменева, Евдокимова «следствие установило отсутствие достаточных данных для предания их суду» и принято решение передать их дела на рассмотрение особого совещания при НКВД для ссылки их в административном порядке[435]. На самом деле никакое особое совещание дело не рассматривало. Все было решено заранее.
Письмо Л. Б. Каменева Я. С. Агранову о деятельности «ленинградской оппозиции»
24 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 200. Л. 93–102]
Глава 19
Дело «Ленинградского центра». Первые признания Каменева
25 декабря 1934 – 13 января 1935
Началась подготовка к процессу по делу Николаева или так называемого «Ленинградского центра». Проект обвинительного заключения писал заместитель прокурора СССР Андрей Вышинский[436], но Сталин два раза вносил в него исправления и дополнения. 25 декабря обвинительное заключение было одобрено членами Политбюро, а через два дня, 27 декабря, опубликовано в газете «Правда»[437].
Перед началом судебного заседания председателя Военной коллегии
