Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин
2
РЕКОНСТРУКЦИЯ
Москва. Кремль
1938 год. Август
В кабинете полумрак. Два часа ночи. За столом сидят двое: Сталин и Николай Ежов. На столе дымятся два стакана с чаем в серебряных подстаканниках, оба нетронутые. Ежов даже в сидячем положении выглядит почти карликом: его рост 151 сантиметр.
Чтобы казаться хоть немного выше, Ежов носил сапоги с высокой подошвой. Худой, слабогрудый, страдающий множеством заболеваний начиная от туберкулеза и заканчивая неврастенией, Ежов на первый взгляд казался слабаком. Однако Сталин знал – это не так. Часто именно самые слабые, болезненные люди, имеющие физические недостатки, претерпевшие в детстве и юности многие унижения, пробиваются на верхние этажи власти и даже становятся у руля государств.
Шторы в кабинете были задернуты, но створки окон открыты. Сталин непрерывно курил, табачный дым быстро выветривался, в кабинете было свежо.
Николай Ежов, 43-летний, выглядел моложе своих лет; в густой шевелюре ни одного седого волоса. «В его годы я уже был весь седой, – подумал Сталин. – Впрочем, он по тюрьмам и ссылкам не мыкался, да и на империалистической войне отсиделся писарем в тылу. Такого коротышку даже в строевые части не взяли». Ежов раскрыл папку, положил на стол документ.
– Это что? – спросил Сталин.
– Спецсообщение, товарищ Сталин, – ответил Ежов. – Подготовлено мною в единственном экземпляре.
У Ежова был ровный тихий голос, но, разговаривая со Сталиным, слова он произносил четко и ясно.
– Ты мне таких бумажек по двадцать штук в день присылаешь, – недовольно ответил Сталин[198]. – Некогда читать. Скажи, что там, в двух словах.
– Перечень решений Политбюро, – ровным тоном сказал Ежов, – с приговорами к высшей мере за период с 1936-го по настоящий момент. Из этого перечня видно, – Ежов ткнул пальцем в бумагу, – что товарищ Каганович подписал 188 таких решений, товарищ Молотов – 372. Вы, товарищ Сталин, – Ежов поднял глаза, – подписали 357 решений.
Брови Сталина поползли вверх.
– Молотов подписал больше, чем я?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Ишь ты, – сказал Сталин, – я всегда знал, что он хитрый.
Ежов коротко улыбнулся.
– Товарищ Сталин, тут важно понимать, сколько подписал Микоян.
– Не тяни, – раздраженно произнес Сталин.
– Восемь, – сказал Ежов.
Сталин нахмурился.
– Как это восемь?
– Восемь смертных приговоров, – повторил Ежов чуть громче. – То есть вы подписали 357 приговоров, а народный комиссар Микоян – восемь[199].
– Так, – сказал Сталин. – И какой же ты сделал вывод?
Ежов сверкнул глазами.
– Вывод, так сказать, напрашивается. В то время как все члены Политбюро и Центрального комитета прилагают максимальные усилия для беспощадной борьбы с врагами, гражданин Микоян систематически увиливает от такой борьбы. На словах он вроде бы разделяет общую линию, а на деле саботирует принятие важнейших политических решений. А саботаж – это тяжкое преступление.
Ежов замолчал. Сталин так и не притронулся к бумаге, лежащей на столе, смотрел куда-то мимо.
– Продолжай, – разрешил он.
– Микоян – враг, – сказал Ежов. – Хитрый, сильный, умный враг. Состав преступления налицо. По уголовной линии – прямой саботаж. По партийной линии – игнорирует дисциплину, не соблюдает принципы ленинско-сталинского руководства. Занимается очковтирательством! Делает вид, что сильно занят, на самом же деле работает не на партию и не на общее дело, а только на самого себя и на своих хозяев.
– И кто же, – спросил Сталин, – его хозяева?
– На допросе выясним, – ответил Ежов. – Вам нужно только дать санкцию на арест. Через три дня я доложу, на кого он работает. Предполагаю, на американцев, ведь он там столько времени провел.
Сталин окутался табачным дымом.
– Что еще у тебя на него есть?
– Много есть, – сказал Ежов. – Микоян дружил с Бухариным. А Бухарин – враг. Микоян открыто сожалел о расстреле Гамарника. А Гамарник – враг.
– Э, – сказал Сталин и пренебрежительно отмахнулся. – Ну, сожалел. Они с Гамарником были соседями[200]. Вчера вместе чай пили, сегодня он враг. Ну, удивился, ну, пожалел. Что еще?
Ежов извлек из папки новый документ и положил поверх первого.
– Микоян занимает пост наркома внешней торговли. Однако НКВД запрещено вмешиваться в работу его наркомата. То есть мы везде можем искать врагов, а в ведомстве Микояна не можем. Непонятно, каким образом Микоян добился таких льгот.
– Это не он добился, – ответил Сталин. – Это я добился[201]. Он попросил, а я сделал. Это мое решение. Какие еще аргументы есть?
– Аргументы я найду, – тихо ответил Ежов. – Сначала я хотел бы получить от вас санкцию на арест гражданина Микояна. Возбудим дело по статье 58, пункт 14 – «контрреволюционный саботаж». Прихватим его жену, сыновей – он все расскажет.
Сталин замолчал.
– Микоян – мой человек, – сухо и резко сказал он. – Это я, Сталин, привез его в Москву. Это я создал народного комиссара Микояна. Это я его вытащил, и он своим трудом оправдал доверие. Я его выбрал, а товарищ Ленин одобрил мой выбор. Если бы Микоян плохо работал, или хитрил, или мешал – я бы давно его убрал. Но он не мешает, а только помогает. Он честно работает как вол, и результаты налицо. Ты что, сам не знаешь, сколько всего он сделал? Он сделал то, чего никто бы не смог! Не надо уничтожать тех, кто работает. Уничтожать надо тех, кто мешает работать.
Ежов выслушал, кивнул.
– Ясно, – сказал он. – То есть по Микояну разработку прекратить?
– Нет, – возразил Сталин. – Продолжай. Только не зарывайся. И учти: ты много знаешь про Микояна, а я много знаю про тебя. И что ты не только на женщин заглядываешься – это я тоже знаю[202].
Ежов проглотил слюну, ничего не ответил. Сталин увидел – «железный нарком» сильно занервничал.
– Но ты молодец, – сказал Сталин. – Обратил мое внимание на важный факт. Если Микоян саботирует работу Политбюро и увиливает от принятия решений по чисткам, мы его заставим, а если так будет и дальше, то и накажем. А
" alt="Анастас Микоян - Так было">
