Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Между музеем P.S.1 и Гуггенхаймом была договоренность, что три месяца, пока готовилась выставка «Сталинский выбор», я проведу в Квинсе, а следующие три – на Манхэттене. После перемещения в знаменитое здание Райта на Пятой авеню у меня началась немного другая жизнь. Суть стажировки в Гуггенхайме была совсем иной, чем в музее в Квинсе. Там я занималась подготовкой и сопровождением конкретной выставки, а здесь моей задачей стало в кратчайшие сроки научиться современному музейному менеджменту. Я оказалась на директорском этаже в непосредственной близости от Томаса Кренса, где между его офисом и кабинетом его заместителя Майкла Гована было открытое пространство для секретарей и помощников без малейшего намека на традиционную приемную. Я просидела там недели две, не больше. Боже, кого я только не видела на небольшом диванчике перед входом в кабинет директора Гуггенхайма! Томас вечно затягивал встречи, и его приходилось ждать, что, наверное, было не совсем правильно. Мне иногда казалось, что он нарочно хочет казаться таким высокомерным и пренебрегающим правилами формального поведения. Впрочем, меня довольно быстро переместили из открытого офисного пространства в кабинет Майкла Гована, позволив непосредственно наблюдать, как один из лучших музейных топ-менеджеров управляет одним из крупнейших и активно развивающихся музеев мира.
Но прежде, чем приступить к работе, мне нужно было освоить компьютер. У меня не было подобных навыков, да и компьютеров у нас в ВХПО в 1993 году тоже не было. Все началось с того, что Майкл предложил мне познакомиться с их последними нововведениями в IT-технологиях и вызвал начальника соответствующего отдела – молодого мальчишку с пушком на щеках. Пришлось немедленно сдаться и признаться, что я не умею пользоваться компьютером. Майкл, при всем его прекрасном воспитании, еле сдержался, но овладел собой и с неизменной улыбкой сказал, что я смогу быстро этому научиться. Мальчишка начал обучать меня этой премудрости. Мне было тридцать восемь лет, он – лет на пятнадцать моложе, был очень терпелив, но время от времени смотрел на меня с жалостью. Более или менее овладев компьютером и основными программами – уже не помню, как они назывались, – я начала работать на компьютере, стараясь минимально стучать по клавишам, чтобы не мешать Майклу. Периодически у меня все зависало, приходилось звонить моему молодому наставнику, он приходил, все запускал и, даже не обращая внимания на мои извинения, уходил.
Я понимала, что у Майкла Гована и у Томаса Кренса были свои резоны посадить меня в кабинет заместителя директора – помимо очевидного отсутствия свободного рабочего места. Мы уже года четыре работали вместе, они были очень привязаны к России, в особенности Томас – русский по крови и православный по вероисповеданию. Они видели, что музейный мир в нашей стране нуждается в обновлении, в притоке свежих сил и нового незамыленного взгляда, в появлении профессионалов высокого класса, сочетающих знание истории искусства с навыками современного музейного менеджмента. Они сами были такими людьми, и именно они – и Кренс, и Гован – стали лидерами того переворота в музейном деле, который теперь прочно ассоциируется с именем Музея Гуггенхайма. Они вырабатывали эти новые подходы, работая по двадцать четыре часа в сутки, и одновременно находили время и возможность учить меня. Сидя в кабинете Гована, который был моложе меня на восемь лет, я из первых рук получала знания и опыт руководства музеем и курирования самых различных направлений музейной деятельности – от пиара до работы со спонсорами.
Чтобы я на практике освоила, как делаются масштабные выставки, меня, как щенка в воду, бросили в подготовку ретроспективы Класа Олденбурга – одного из основоположников американского поп-арта. Я понимала масштаб этого художника и значимость проекта для Музея Гуггенхайма и очень боялась, что не смогу соответствовать. Мне нужно было составлять предварительные списки экспонатов, писать письма-запросы – вот где прошли проверку мои знания английского, я делала пару-тройку синтаксических ошибок на страницу, но ни одной – орфографической. Мои новые коллеги удивлялись такой степени грамотности и советовали не париться, а включать spell-check, как они все и делали. Самое сложное оказалось сделать предварительный бюджет проекта с учетом своза произведений из различных музеев и стран. И в какой-то момент я решила обратиться к Майклу с просьбой помочь мне и сказать, как сформировать этот бюджет. Ответ был простым: «Вы же делали примерные бюджеты к выставкам у себя, сделайте по такому же принципу», и Майкл поднял глаза к потолку… Я все поняла, сделала этот потолочный бюджет, он всех устроил и, похоже, даже оказался близким к реальному.
Не могу не вспомнить об одном очень показательном эпизоде. Музей Гуггенхайма открыл свое пространство в Сохо, проект сделал Рем Колхас, один из самых любимых архитекторов Кренса, и музей готовился к показу там панно Шагала для Еврейского театра в Москве. Я координировала первые показы этих работ, выполненных в 1920 году и отреставрированных в 1991-м в Европе. В Сохо должно было состояться совещание по концепции экспонирования панно, и Кренс пригласил меня в нем участвовать. Я более или менее представляла себе его видение, которое было в корне противоположно моему взгляду на эту экспозицию. Кренс выслушал мнения своих сотрудников, которые в большинстве своем совпадали с его позицией, и в самом конце попросил меня изложить свою точку зрения. Я выступила, стараясь представить максимальное количество аргументов, потом слово взял Кренс и сказал, что он придерживался, как и большинство присутствовавших на встрече, абсолютно противоположного мнения, но, выслушав меня, переменил свой взгляд и готов меня поддержать. В итоге концепция экспозиции была выстроена так, как предлагала я. Я подробно рассказываю об этом потому, что этот случай показывает, что решение было принято вопреки мнению большинства и в противовес первоначальной позиции директора, который изменил свое суждение под влиянием слов стажера-иностранки.
Кренс несколько раз приглашал меня в свой кабинет и расспрашивал о том, что я видела и что я делаю. Он время от времени звал меня на ужин или вечеринки к себе домой, и у меня сложились прекрасные отношения с его женой Сьюзан. И как-то раз,
