Фавориты и фаворитки царского двора - Александр Николаевич Боханов
Ларчик, как говорится, просто открывался. Победоносцев не питал никакого расположения к генералу Богдановичу и не только никогда не симпатизировал ему и его протеже, но наоборот. Считал всю шумную деятельность по изданию лубочных картин и дешевых книжонок пустой тратой времени и средств. Такого хозяева Нарышкинского особняка никому не прощали…
Дневник А. В. Богданович порой представляет собой занятное чтение, точнее говоря, даже не чтение, а именно чтиво. «Тайны закулисья» (интриги, махинации, хищения, адюльтеры, эпатирующее поведение) всегда, во все времена интересовали читающую публику. Однако надо, прежде всего, помнить, что взгляды любого современника на события окружающей действительности, их причины, восприятие людей – неизбежно субъективны, индивидуальны. Это касается как мемуаров, так и дневников. В этом смысле дневник А. В. Богданович не представляет исключения.
Ссылаться на мнение генеральши и подтверждать им любой общеисторический вывод – недостоверно и неправомочно. Монархия в России пала не потому, что были «плохие» министры, что кто-то сколько-то украл, а кто-то принял не то решение. Таких вещей в русской истории, да и не только в русской, было всегда предостаточно. Монархия пала не по этим причинам, а потому, что высшее общество, пресловутый «столичный бомонд», был насквозь пронизан и пропитал мелким сиюминутными страстями и личными страстишками.
Здесь разучились видеть в миропомазанном Царе – фокусе всей русской государственности – фигуру исключительную, сакрально осененную. Потому и воспринимали его лишь как обычного человека, наделенного, как представлялось в соответствии с модными западноевропейскими эгалитаристскими умонастроениями, безбрежной властной прерогативой. И все. Отсюда и уничижительные сплетни, и дискредитирующие слухи, которые становились желанным занятием и смыслом времяпрепровождения в кругах чиновной и аристократической элиты.
«Монархисты по происхождению и должности» забыли незыблемый православный канон: «Царь – устроение Божие». Потому не молились за Царя, а посылали по его адресу чуть ли не проклятия. Здесь уже речь шла не о каком-то монархизме, а о преданности немеркнущим ценностям православия, с которым эти господа расстались давно. Этот закат русского монархизма, предвещавшего крушение монархии, и зафиксировали так выразительно дневниковые записи Александры Викторовны Богданович.
Глава 11
Княжна Мария Элимовна Мещерская
Лето 1865 года семья Императора Александра II[50] проводила вне Петербурга, частью в Петергофе, частью в Царском. Туда же переезжала императорская фамилия и двор. В августе Императрица переехала в имение Ильинское под Москвой. Сам Император наведывался к семье от случая к случаю, редко оставаясь больше нескольких дней, и опять возвращался в столицу, где его ждали бесконечные дела и заботы.
За городом, на природе, придворный этикет надлежало соблюдать неукоснительно. Правила поведения распространялись не только на придворных, но и на детей. Они обязаны были каждое утро являться «к дорогой Мама» для поцелуя, справляться о здоровье, рассказывать о своих планах на день. Вечером Александр (будущий Император Александр III) как старший должен был непременно присутствовать на вечерах у Императрицы, где собирались избранные по ее приглашению. Читали, музицировали, играли в карты. Каждый день одно и тоже. В Петергоф и Царское иногда приезжали артисты, давали спектакли, и это было всегда радостным событием, особенно для молодежи.
Цесаревич Александр III.
1873
Александра Александровича тяготила придворная рутина, ему была несимпатична вся эта атмосфера вымученных присутствий, светских разговоров, заученных поз, фраз и жестов. Его естественной натуре претила любая фальшь, но в данных обстоятельствах он не имел права выбора и беспрекословно подчинялся. Конечно, при Мама́ стало проще, чем было прежде, когда придворная жизнь определялась его бабушкой императрицей Александрой Федоровной[51], умершей в 1860 году.
Кое-что о том времени он сам помнил, но многое ему рассказывали: капризная и неспокойная Императрица за несколько летних месяцев так умудрялась замучить всех, что впору было ехать лечиться. Бесконечные переезды, нескончаемые изменения запланированных программ сбивали с толку, раздражали и шокировали. Все лето по дорогам между Царским Селом, Павловском, Петергофом кочевали придворные кареты, придворные обозы, перемещавшие в очередной пункт «дислокации» посуду, мебель, как и множество придворных лиц и прислуги.
Еще в 30-е годы XIX века по велению Императора Николая I в нижней части Петергофа, на берегу моря, на обширной территории был разбит огромный парк, названный в честь его супруги Александрией. Здесь возвели несколько десятков различных строений, большая часть которых была сооружена на скорую руку. Все эти увеселительные павильоны, голландские мельницы, швейцарские шале, китайские домики, итальянские виллы не были рассчитаны на долгую жизнь и предназначались для сиюминутных встреч и кратковременного времяпрепровождения.
В Александрии, все еще мало обжитой и плохо обустроенной, придворным приходилось несладко. Здесь часто было невероятно сыро. Говорили, что грибы росли даже в комнате Императрицы в самом основательном здании Александрии – дворце под названием Коттедж, построенном в английском стиле архитектором Адамом Менеласом. В жаркие дни было тоже невыносимо, и все задыхались от духоты.
Став императрицей, мать Александра Александровича, Мария Александровна[52], первое время следовала традиции своей свекрови. Нередко случалось, что кофе она желала пить в одном месте, а дневной чай в другом, расположенном от первого не в одном километре. Все приходило в движение, и скакали ездовые с развевающимися по ветру плюмажами, оповещавшие приглашенную публику прибыть к указанному часу в надлежащее место. И все волновались и переживали, так как боялись не успеть, что считалось чуть ли не преступлением для тех, кто не входил в семейный круг Императрицы. Постепенно Мария Александровна начала вести более спокойную и простую жизнь, а ритм двора стал умиротворенным и предсказуемым.
Александра раздражала все эта придворная суета, все эти обязательные скучные приемы и вечера, но сделать он ничего не мог. Лишь став Императором, он внес в жизнь двора немало нововведений, изменил многие придворные процедуры, придав этим величественную простоту повседневной жизни царской семьи. Но это все будет потом, а тогда, в первые месяцы своей новой роли наследника, он был молчалив и аккуратен, а свои мысли и неудовольствия доверял лишь своему дневнику.
Однако с некоторых пор посиделки у матушки стали радовать Александра. Нет, конечно, не сами эти собрания, а та возможность, которую они предоставляли: возможность видеть симпатичных людей, но особенно одного, точнее – одну. Молодой Цесаревич влюбился. Это не была любовь с первого взгляда, чувство развивалось постепенно, исподволь, медленно, но неукротимо. Все больше и больше оно овладевало сердцем юноши и в конце концов завладело им целиком. Это первая, чистая
