Джироламо Кардано. Гений времени и места - Рафаил Самойлович Гутер
Сейчас, за давностью описанных событий, вряд ли можно с уверенностью назвать правого в этом споре. В настоящее время большинство историков сходится на следующем:
• дель Ферро первым нашел формулу для решения кубического уравнения;
• Фиоре узнал формулу от своего учителя;
• Тарталья независимо от них сам нашел способ решения этого уравнения;
• Кардано разработал полную теорию решения любого уравнения третьей степени;
• Феррари предложил способ решения уравнения четвертой степени.
Их коллективные усилия (а также появившиеся позднее работы Р. Бомбелли) открыли новую страницу в развитии математики. Менее чем за пятьдесят лет итальянским ученым удалось «исчерпать» возможности алгебраических методов решения уравнений. Напомним, что лишь в 1826 году Нильс Хенрик Абель доказал неразрешимость уравнений пятой степени в радикалах.
Глава 6 Наследие Кардано
Творческое наследие Кардано труднообозримо. Десятитомное собрание его сочинений, изданное в 1663 году в Лионе французским врачом Шарлем Споном, включает 138 работ, которые занимают 7 тысяч страниц in folio[44] и содержат (по грубой оценке шотландского исследователя Иэна МакЛина) свыше 4 миллионов слов. Эти работы столь различны по содержанию и качеству, что нелегко поверить в их принадлежность перу одного и того же человека.
Сочинитель
Впрочем, сам Ми ланец полагал, что ему удалось охватить далеко не все области человеческого знания: «Я не предавался изучению дурных, вредных или пустых наук; поэтому я не занимался ни хиромантией, ни наукой составления ядов, ни химией. Равным образом не изучал я подробно и физиогномики. точно так же я не занимался магическими науками, действующими посредством различных способов колдовства и вызыванием либо демонов, либо душ умерших. Из числа же наук достойных я менее всего занимался ботаникой, а также сельским хозяйством. от анатомии меня многое отвращало.» Далее он добавлял, что не интересовался морским делом, военной наукой и архитектурой; был слабо знаком с риторикой, оптикой, «наукой о мерах и весах» и не добился успехов в астрономии, географии, юриспруденции, этике и богословии. «Я много занимался той астрологией, что научает предсказывать будущее. Я основательно изучил геометрию, арифметику, медицину как теоретическую, так и практическую, еще более глубоко – диалектику и натуральную магию, то есть свойства вещей, их связи и соответствия. если принять общее число наиболее важных научных дисциплин в тридцать шесть, то я могу сказать, что я воздержался от познания двадцати шести из них и знаком с десятью».
К этому следует добавить, что Кардано, приводя этот своеобразный перечень, «забыл» о своем увлечении «дурными и вредными науками» (или в условиях усиливающейся контрреформации постарался предусмотрительно исключить их из круга своих интересов). Читатель помнит о занятиях Миланца метапоскопией; занимался он и «наукой составления ядов», так как посвятил ей одно из ранних своих сочинений – «Книгу Венеры», а много позднее выпустил еще один трактат о ядах, посвятив его папе Пию IV (!). Об отношении же Кардано к химии (алхимии) мы скажем несколько позже. Для него, одержимого маниакальной страстью к сочинительству, слова «изучал» и «писал» о том, что изучал, – синонимы. Поэтому приведенная цитата в значительной мере (хотя и не полностью) раскрывает нам содержание его работ.
Джироламо Кардано
Кардано был уверен в том, что его научные и литературные труды – следствие божественного озарения: «Оно доставляет высокое наслаждение и по самой природе своей дает гораздо больше для приобретения авторитета, для успешности умственных упражнений, при этом оно не отвлекает человека от обычных занятий и разговоров с другими людьми, делает его готовым на всякое дело, оказывает ему огромную помощь в сочинении книг и составляет как бы конечную цель нашей природы, так как освещает все то, что к этой цели идет».
Иллюстрации из книг Кардано . Верхний ряд (слева направо): каббалистический обряд; конструкция часового механизма. Нижний ряд (слева направо): способ подъема затонувшего судна; рациональная система записи цифр; водоподъемник на основе группы Архимедовых винтов. В центре: анатомия сердечно-сосудистой системы
Три науки он считал «божественными»: медицину, математику и астрологию. «Медицина, божественная вещь, освобождает не только тело от болезней, но и душу от предрассудков». Что же касается собственно «божественной науки» – теологии, то к ней он был совершенно равнодушен. Теология, считал он, уступает математике и медицине в определенности и точности, но превосходит их по числу чудес.
Вдохновение и материалы для своих книг он находил и в собственных теоретических результатах (особенно математических), и в опытах (виденных или осуществленных им самим), и даже в слухах и устных рассказах, но главным образом в сочинениях других авторов. Ибо Кардано принадлежал к тому типу ученых, которые Знание ищут в Книге: в эпоху Возрождения эрудиция ценилась не менее, чем новизна открытий и изобретений; еще сильна была убежденность в том, что эти открытия можно сделать не в лаборатории, а за письменным столом. «Серьезному человеку свойственно продвигаться вперед, не задерживаясь, прямо к цели, – писал Миланец в автобиографии, – для этого необходимо очень много читать, проглатывая в какие-нибудь три дня по целому огромному тому; при этом необходимо пользоваться отметками, чтобы, пропуская давно известное и малополезное, выделять и отмечать особым знаком темные и трудные места».
Кардано был прекрасно знаком как с античной, так и с современной ему литературой, о чем свидетельствуют многочисленные цитаты (а иногда и плагиат) из Аристотеля, Платона, Птолемея, Гиппократа, Галена, Плиния, Альберта Великого, Плотина, Авиценны, Горация, Полибия, Вергилия, Ювенала; упоминание трудов фламандского ученого Геммы Фризия (1508–1555), швейцарского натуралиста Конрада Геснера (1516–1565), немецких математиков Иоганна Шонера (1477–1547), Михаэля Штифеля (1486–1567), Христофора Клавия (1537–1612), французского натуралиста Гийома Рондле (1505–1566) и многих других.
Но, цитируя древних авторов или заимствуя сведения из их сочинений, Кардано постоянно стремился к критической оценке прочитанного. Не верность школе, а новаторство, оригинальность идей почитались им превыше всего. «Я уже знаю, что скажут иные, – писал Джироламо. – Что ты за смельчак, что решаешься мыслить вопреки Философу [Аристотелю]». И продолжал: «Он был человек. и во многом заблуждался. Итак, если ему можно было оставить Платона ради истины, почему же нам не дозволено ради нее же отвергнуть его?» Истина была для него выше любого авторитета, и он