Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
На этом же съезде Горбачев в перерыве, собрав за кулисами карманный Госсовет, объявил независимость республик Прибалтики. Это было вопиющим нарушением Конституции. Это было пощечиной народным депутатам, потому что данный вопрос был исключительно прерогативой Съезда, а не одного президента. Я уверена, что Горбачев так суетился потому, что депутаты не признали бы объявленной впопыхах независимости и провалили бы его подлый план разгрома страны.
На этом съезде слово для выступления не удалось получить ни одному патриотически настроенному депутату. Сценарий заседания был жестким и соблюдался точно и беспрекословно. Когда Горбачев протащил все вопросы, которые ему были нужны, он немедленно объявил перерыв, чтобы сорвать обсуждение, и сказал, чтобы все депутаты разошлись по своим представительствам. И - страшная картина! - избранники народа послушно встали и пошли, как бараны, повинуясь указке государственного дезертира. Видеть, как на глазах происходит преступление, как совершается колоссальная политическая ошибка, которая будет стоить жизни целым поколениям, было невыносимо!
Когда депутаты широкой рекой поплыли к выходу, я выскочила на трибуну и стала призывать их не покидать зал:
- Не уходите! Что вы делаете? Это - незаконно! Мы не имеем права сейчас разойтись, не приняв никаких решений! Остановитесь, что вы делаете!
Я стояла около трибуны, протягивала вперед руки и звала. Видимо, громко звала. Потому что депутатская река медленно развернулась, тысячи людей посмотрели на меня застывшими, опустошенными глазами, замерли на миг и... все равно ушли. В никуда.
Опять не поняли. Не поддержали.
Нет, скорее всего, теперь уже очень хорошо поняли бесполезность, безысходность и свою обреченность. Смирились.
Происходящее на Съезде народных депутатов СССР описали, прибегая к издевательским насмешкам, все СМИ: «...Последними заседание покинули депутаты из Средней Азии, которые оказались настолько темными, что не хотели независимости». Однако не потому они покинули Кремль последними, что были темной, нецивилизованной массой.
В представителях республик Средней Азии сработала генетическая восточная мудрость и интуитивное понимание тех катастрофических последствий, которыми отзовется уничтожение великой державы...
А после перерыва на съезде председательствовал уже не Горбачев, а Ельцин: «мавр сделал свое дело». Эта парочка продемонстрировала всему миру грубейшее неуважение к Конституции и закону: Горбачев самозванно председательствовал на съезде, не будучи депутатом СССР и избранным председателем съезда, а Ельцин управлял съездом, как своей собственной телегой. Это еще один аргумент, чтобы счесть все принятые последним, v Съездом народных депутатов СССР решения незаконными. Для того чтобы такого не случилось, оба президента не щадили живота своего...
Но для начала нужно было выбить из седла противников насаждаемого режима. Выступил ленинградский депутат РСФСР Лучинский, он много говорил о чистоте помыслов российских депутатов, о том, как вовремя они собрались, чтобы стать проводниками демократии, произносил слова о новом, «демократическом», Белом доме. Окончив выступление, Лучинский вернулся с трибуны, присел рядом со мной, и я достаточно жестко сказала ему:
- Не «белый» дом, а «черный» дом. А за свои преступления перед народом вы еще расплатитесь. Вы не представляете, какая вас ждет участь. И вас разгонят. Рабов всегда используют и выбрасывают.
Он мне ничего не ответил, но тут же опять пошел к трибуне и обратился к Ельцину со следующим предложением:
- Борис Николаевич, я предлагаю лишить сегодня в этом зале статуса народного депутата СССР депутата от коммунистической партии Сажи Умалатову. Лучинский ехидно улыбался и выглядел таким довольным, будто он совершил великий подвиг. После каждого слова он смотрел на меня, будто ждал реакции, говорил с паузами, но на него ни зал, ни даже Ельцин не обратили внимания. Лучинский снова присел рядом со мной, ожидая каких-то эмоций. Он словно провоцировал меня на публичный скандал, но я никак не ответила на его очередную выходку.
Вот так бесславно закончился Съезд народных депутатов когда-то дружной, великой страны, которую я любила всем сердцем, но которую оказалось возможным так легко и просто выбросить на свалку истории вместе с судьбами миллионов людей...
В состоянии опустошенности, отовсюду выброшенная, я вернулась после съезда домой. Безусловно, я была чужой на этом новом «празднике жизни». О работе в комитетах, в комиссиях вновь созданного Верховного Совета СССР для меня не могло быть и речи. С ребенком на руках я осталась одна между небом и землей. Впрочем, не только я. Такая же участь постигла многих депутатов, которые были нацелены на сохранение страны.
В связи с этим вспоминается одна характерная ситуация. Я села в депутатский автобус на Рублевке и поехала в центр по своим делам. В этом автобусе ехали на работу и мои бывшие коллеги. Вспоминаю, что Владимир Кириллов - демократ первой волны - обратился ко мне:
- Сажи, а ты в каком комитете работаешь?
- Меня нет нигде, - ответила я.
- Но это же несправедливо! - удивился депутат. - Я включен в международный комитет и буду ходатайствовать, чтобы тебя туда ввели!
- Большое спасибо. Не хочу!
- Почему? Это же стыд перед всем миром, что тебя нигде нет! Пожалуйста, я прошу тебя хотя бы поприсутствовать на заседании комитета! Я как раз туда сейчас еду!
Мне неудобно было отказать человеку, который так искренне хотел помочь. И я согласилась пойти на заседание. Меня очень приветливо приняли члены комитета, но вот председателю, Галине Анисимовой - неистовой демократке, депутату от женсовета Архангельска, мое появление не понравилось. И когда в ходе заседания Кириллов предложил меня включить в состав комитета, реакция Анисимовой была мгновенной:
- Идите в Верховный Совет РСФСР, - сказала она мне. -Если вам дадут рекомендацию, я вас введу.
Это было уже слишком! Такого я бы не сделала даже под дулом пистолета! Я отказалась и, поблагодарив Владимира Ивановича за внимание и доверие, ушла. И не удивилась, когда вскоре и комитеты, и странный двухпалатный новый Верховный Совет СССР приказали долго жить. Они и были созданы всего на несколько месяцев до нового 1992 года, чтобы уже тихо, без скандала
