Саперы - Артем Владимирович Драбкин
Чем вы были вооружены и снаряжены?
Автомат ППШ или винтовка, точнее карабин. Когда я призывался, то мне выдали очень длинную винтовку Мосина образца 1891 года со штыком. Кстати, в наших частях на Дальнем Востоке почему-то вообще не было автоматов, только на фронте нам выдали автоматы и карабины. Кроме того, как у саперов, у нас были миноискатели, кусачки и обязательно у каждого щуп — это деревянная палка с металлическим стержнем, с помощью которой можно находить в земле мины. Кстати, мы скоро стали брать с собой в основном щупы, а не миноискатели, потому что немцы часто использовали мины в деревянных оболочках или в коробках из папье-маше, которые трудно найти советским миноискателем. Там ведь было очень мало металла — только взрывчатка и взрыватель. Так что немцы, по сути, к концу войны переняли наш опыт в производстве мин в неметаллических оболочках.
Как бы вы оценили советские мины?
Неплохие. Они имели в основном деревянный или картонный корпус, правда, противопехотных мин почему-то было очень мало, нам выдавали в основном деревянные противотанковые мины надавливающего действия. Хотя тут надо отметить, что в отличие от дивизионных батальонов мы, как саперы корпусного подчинения, работали в основном на танкоопасных направлениях. При этом я как командир отделения, обязательно составлял минные карты. Что это такое? Нужно с местности на бумагу перенести расположение мин. На планшете закрепляешь лист бумаги и привязываешь мины к ориентирам на местности, например к кустам, деревьям или холмам. Зачем нужна такая карта? Ведь после того как немцы отброшены назад на свои позиции, надо разминировать дороги, и без такой карты ты свои же мины никогда быстро не найдешь. В основном мы привязывали такую карту к азимуту, очень удобно при разминировании: от ориентира прямо идешь и сразу их снимаешь. В соответствии с требованиями мы противотанковые мины располагали обязательно в шахматном порядке. Ну а противопехотные ставили беспорядочно, преимущественно в таких местах, где человек может свободно пройти.
Какие еще задания вы выполняли как батальон корпусного подчинения?
В основном мы для корпусного начальства строили блиндажи, это тоже входило в наши обязанности как части корпусного подчинения. Мы делали очень крепкие блиндажи и наблюдательные пункты, преимущественно на опушке или на том месте, где имеется хорошая видимость. Причем нельзя сказать, что такие вот небоевые задания были простыми и неопасными. Как-то я даже безымянный палец на левой руке повредил. Мы как раз делали третий накат бревен, и мне между бревнами защемило палец. Два дня пробыл в санчасти, а потом бросил это дело и пошел в свой батальон, где принял участие в форсировании очередной водной преграды.
Как вы получили орден Славы 3-й степени?
За форсирование Днепра и освобождение Могилева. Тогда при форсировании немцы открыли очень сильный огонь, и я понял, что если мы будем медлить и прятаться по укрытиям, то переправу никогда не наладим, и враг нас постепенно всех выбьет. Поэтому я, как помощник командира отделения, приказал своим саперам работать быстро и слаженно. В итоге мы оперативно навели переправу, а мне вручили орден Славы. Затем я был награжден медалью «За боевые заслуги» — это за выполнение задания особой важности. Тогда нейтральная полоса проходила по р. Проня, и мне пришлось со своим отделением разведывать местность, перед тем как строить мост, ведь надо было узнать, какие нужны сваи и все такое. А потом необходимо приготовить нужные стройматериалы, и я разведку делал для того, чтобы уточнить на карте рельеф местности и глубину реки. Задание мы выполнили успешно, несмотря на сильный обстрел противника, и все данные, что были нами собраны, полностью подтвердились. Орден Славы 2-й степени я получил за форсирование реки севернее деревни Одри в марте 1945 года. Тут тяжело пришлось: там была запруда, и немцы спустили из нее всю воду, в итоге получилась непролазная грязь, поэтому моему отделению было поручено сделать специальный настил грузоподъемностью до 16 тонн, чтобы могли пройти автомашины 238-й стрелковой дивизии, потому что близлежащий мост был взорван. Здесь немецкий обстрел напомнил мне Днепр — немцы постоянно били по нам в основном из минометов. Вообще, минометы — это очень удобное оружие для обстрела саперов, наводящих переправы, ведь снаряд мог врываться в землю на берегу, а мина только коснется поверхности, — и сразу же взрывается. Кстати, здесь я был легко ранен осколком во второй раз.
Какова была штатная структура саперного взвода?
Три отделения по 6–7 саперов в каждом, т. е. вместе со взводным было до 22 человек. А в роте служило около ста человек. У нас ротным всю войну был Александр Павлович Чепурик, а вот взводных поменялось двое или трое — они шли на повышение: или на ротного, или в штаб, вместо них присылали новых офицеров. Я, кстати, в 1944 году окончил полковую саперную школу и получил сначала звание ефрейтора, затем младшего сержанта, принял командование отделением и закончил войну старшим сержантом.
Как бы вы оценили уровень подготовки комсостава вашей роты?
— Мне сложно судить об этом, ведь рота как таковая вместе крайне редко работала — только на больших объектах, а в основном работал максимально взвод. К примеру, при наведении переправы работала рота, ротный участвовал, но непосредственно моему отделению все приказы отдавал взводный. К примеру, на Одере это был Дроздов, учитель с Волги, кстати, он в нашем взводе демобилизовался раньше всех, ведь как только закончилась война, всех учителей сразу же отправили обратно в школы. Мы с ним сдружились, Дроздов даже уговаривал меня переехать с ним на Волгу, все приговаривал: «Приезжай к нам, Вася! У нас хорошие девчонки!» Он, кстати, был очень грамотным офицером и никогда не чурался солдатской работы — всегда был вместе с нами при разминировании и минировании. А уже я, как командир отделения, формировал при разминировании команды по три человека: один проверяет землю щупом, второй ставит флажки, а третий разминирует. В саперной работе самое главное — внимательность и аккуратность. Если хочешь жить — ты быстро учишься. Так что в целом командиры находились на своих местах и дураков среди них не было.
Под авианалеты довелось попасть?
Было дело. Трижды немецкие самолеты налетали прямо на нашу роту — это
