Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг
Луи перекатывает вино во рту. Что ж, он хотя бы пробует его на этот раз, а не просто спорит со мной, как обычно. Мой сын смотрит на производство шампанского как на способ зарабатывать деньги, а не как на искусство.
Я предлагаю попробовать Анри, но он выставляет ладонь.
– Решайте сами, мадам Поммери. Но только поскорей, чтобы мы могли приступить к купажу.
– Ну, Луи, что ты думаешь? – спрашиваю я. – Нужно ли класть в тираж весь сахар?
– Юбине говорит, надо делать то, что продается. – Луи разводит руками. – Если сухое шампанское не будет продаваться, мы не сможем оплачивать залог, и Вольф тут же закроет нашу винодельню. Вы хотите рисковать всем по какой-то своей прихоти?
Взяв «воришкой» новую порцию вина, я различаю вкус роскошных абрикосов и золотых изюмин, пухлых и нежных.
– Это не прихоть. Я уже ощущаю вкус готового шампанского. Он как раз такой, к какому я стремилась. Легкий. Восхитительный. Изысканный.
– Уууррр! – Луи рычит и дергает себя за волосы. – Вы победили. Вы всегда побеждаете.
Анри и Дамá начинают смешивать сахар, дрожжи и вино по моему новому рецепту.
– Ваша мать видит открывающиеся возможности, и я, вообще-то, верю в ее оценку, – говорит Анри.
– Вы оба с луны свалились. – Луи недовольно разводит руками.
Анри подкатывает бочонок с тиражной смесью к линии розлива.
– Вы нашли где-нибудь место для этого винтажа? Как только мы разольем вино по бутылкам, мы положим их на повозку и отвезем туда.
Я тру заболевшую шею.
– Я просила мэра Верле помочь мне найти свободное место в каком-нибудь из шампанских домов. Но никто не хочет мне помогать.
Анри качает головой.
– А-а, все благородные господа сплотились в едином порыве. Им невыносимо смотреть, как вы растете. Их работники просятся к нам, потому что вы больше платите за работу и оплачиваете случаи травмы.
– В «Биргартене» говорят, что у вас, маман, не винодельня, а благотворительное заведение, – говорит Луи. – Теперь они вынуждены и сами идти на дополнительные расходы.
Мы повсюду ищем свободные места: в подвале, дегустационном салоне и даже в мезонине – всюду уже стоят бочки и бутылки.
Луи грозит мне пальцем.
– У нас не возникло бы такой проблемы, если бы вы не решили выдерживать наше шампанское четыре года вместо двух. Теперь наши запасы увеличились вдвое.
Я гляжу на него, ростом он уже перегнал отца.
– Эти два лишних года добавляют золота в каждую бутылку. Пузырьки станут мельче, вкус – более гладким, утонченным. Эти качества поставят шампанское «Поммери» выше всех остальных.
Анри выпячивает губы.
– Если не будет места для хранения бутылок, мы можем просто выливать шампанское в воды Марны.
Оба смотрят на меня и ждут ответа, а я лишь беспомощно качаю головой. Потом надеваю капор и иду в собор – молиться о чуде.
* * *
Улыбающийся Ангел терпеливо слушает, когда я изливаю мою горестную историю, и мне кажется, что он печально отвечает: у ангелов и Бога есть более важные проблемы, чем твоя. Но найти больше места для «Шампанского Поммери» – вопрос жизни и смерти, мысленно возражаю я. От его решения зависят моя семья и семьи моих работников. Бросив последний взгляд на безмятежное лицо, я ощущаю уверенность, что он поможет мне. Вера – самая важная часть молитвы, жизненно важная.
Осторожно ставя ноги, иду по мощеным булыжником улочкам Реймса. Повисшее над горизонтом солнце посылает на город розовые и оранжевые лучи, как на картинах Делакруа. На краю города выхожу через каменные крепостные стены к Бют-Сен-Никез. В месте с таким красивым названием находится отвратительная городская свалка, которую много лет безуспешно пытается закрыть мэр Верле. Но все же буржуазия и аристократы продолжают выбрасывать туда ненужный хлам, а бедняки роются в нем.
Горбатая старуха поет хриплым голосом старинную песню и тащит куда-то дырявую оловянную ванну. Крестьяне, слуги и размалеванные проститутки перебирают сломанную мебель и хозяйственный инвентарь, пришедший в полную негодность. Молодой парень вытаскивает на поверхность сломанный плуг для волов. Мать с одним ребенком на руках и другим, привязанным шалью к груди, достает из дымящихся обломков лысую куклу.
Увидев крестьянку, знакомую мне по Сен-Реми, я машу ей рукой.
– Bonsoir, мадам Оклер.
Она пригибается, но тут же понимает, что прятаться слишком поздно.
– Ой, мадам Поммери, вот уж не ожидала увидеть вас тут. – Ее дети, босоногие, с грязными пятками, роются в куче мусора. Она делает шаг ко мне, пытаясь загородить их.
– В последнее время я не вижу ваших детей в Сен-Реми, – говорю я. – После уроков мы читаем «Арабские сказки». Может, они придут тоже?
Мадам Оклер сердито вскидывает подбородок.
– С тех пор как их отец ушел в армию, у них нет времени на сказки. Они работают до восьми на шерстопрядильной фабрике.
Теперь уже стыдно мне самой. Конечно же, они работают. Женщина выбивается из сил и делает все, что может.
– Я не слышала, чтобы в армию призывали мужчин, – говорю я.
– Нет, не призывают. Муж записался туда, когда услышал, что там платят две сотни в месяц. Теперь мой Жед – старший мужчина в семье. – Она показывает пальцем на тощего сына, вытаскивающего с помощью сестер из кучи обломков ободранный стул.
– Я принесу вам несколько книг.
Она выставляет ладонь.
– Очень любезно с вашей стороны, мадам. Но мы не умеем читать.
Еще одна пропасть. Расстояние между сословиями шире, чем океан. Здесь, в одном и том же городе, мы фактически говорим на разных языках.
Я показываю на гребень холма.
– Я пришла, чтобы полюбоваться закатом с вершины.
– Полюбоваться закатом? – Она хмурится и глядит на бедняков, роющихся в хламе. – Мадам Поммери, здесь не место для такой женщины, как вы. Разве можно ходить тут одной? Разве вы не этому нас учили? – Она цокает языком с самодовольным видом.
Всю жизнь я жила по этим правилам и учила других. Теперь они звучат высокомерно и нелепо.
– А вы не хотите полюбоваться закатом вместе со мной?
Она пятится от меня, как от сумасшедшей, и трясет головой. Вероятно, она считает, что я схожу с ума от безделья и богатства, раз гуляю по городу и любуюсь закатом. И она в чем-то права.
Я
