Джироламо Кардано. Гений времени и места - Рафаил Самойлович Гутер

Он не собирался восстанавливать минувшее последовательно, год за годом. Действуя по своей обычной методе, он припомнил и записал огромное количество фактов, характеризовавших его как личность, привычки, поведение и т. д. и попытался разделить их на главы так, чтобы каждая из них освещала одну из сторон его жизни. Если «О тонких материях» и «О разнообразии вещей» – энциклопедии о Вселенной, то сочинение «О моей жизни» – энциклопедия, целиком посвященная личности автора. Даже шире – личности, определенным образом выражающей эпоху. Как врач и астролог, он занимался углубленным самоанализом и, разбирая себя с разных сторон, рассказывал о своем «росте и наружности», своих «полезных упражнениях» (благодаря которым, будучи трусливым от природы, приобрел мужество), «о питании» (предпочитал рыбу мясу, перечислял излюбленные сорта рыбы, причем советовал у крупных экземпляров «есть голову и брюхо, а у мелких – спину и хвост»), «о болезнях» (всего у него их десять, десятая – бессонница, от которой он лечится воздержанием от пищи), о том, «как он лелеял мысль увековечить свое имя», «о друзьях и покровителях», «о врачах и соперниках», «об учителях», «о воспитанниках и учениках», «о некоторых присущих ему от природы свойствах».

Обычно авторы собственных жизнеописаний тщательно отбирают материал, желая предстать перед будущим читателем в наиболее благоприятном виде. Кардано не таков. Он вовсе не желает возводить себя на пьедестал и с безжалостной откровенностью пишет о своих «грехах, пороках и заблуждениях» («самое крупное из моих заблуждений заключалось в дурном воспитании моих сыновей»), «о недостатках, которые он в себе сознавал» (их перечисление занимает добрый десяток страниц); сообщает подробности, о которых умолчали бы и его современники, и более поздние авторы (например, о том, что у него осталось всего четырнадцать зубов, об импотенции, которая мучила его несколько лет, и о том, как он вылечился), и т. д., и т. п.

Собственная жизнь напоминала Кардано корабли во время бури: «они то возносятся из глубины на самый гребень волны, то вновь низвергаются в бездну с вершины». «Сколько раз, – вспоминал Миланец, – я горько оплакивал свое несчастное положение, не только когда все шло как нельзя хуже и всякая надежда на спасение, казалось, исчезла, но и когда я сам не мог найти никакого выхода, как бы я ни напрягал свои умственные силы, чтобы направить обстоятельства в желательную для меня сторону. Слишком достаточно было того, что мне столь недоставало.» Подробно перечислив все, что ему недоставало и что ему мешало, он с изумлением вопрошал: «.кто не удивится тому, что я выжил доныне?»

Сам он находил объяснение этому «удивительному обстоятельству» в особом попечении о нем Господа. В юные годы он искренне верил рассказам Фацио о том, что у каждого человека есть собственный демон или гений-покровитель – некая промежуточная субстанция, через посредство которой Бог осуществляет заботу о нем. В зрелом же возрасте он думал иначе. «Не верьте, что вы слышали, как демоны говорят с вами. Не пытайтесь узнать правду об этих вещах, ибо они скрыты от нас», – писал Миланец в «Наставлениях детям». Однако в ужасные дни, когда Джамбаттиста был казнен как преступник, а сам Кардано был близок к помешательству, старый предрассудок вновь нашел место в его воспаленном мозгу. Он писал о своем добром демоне-покровителе и вскоре после казни сына (диалог «Тетим»), и тринадцать лет спустя в Риме: «Я уже давно убедился, что меня охраняет некий дух; но каким путем он предупреждал меня о грозивших мне бедах, этого я не мог понять, пока мне не миновал семьдесят четвертый год и пока я не приступил к описанию собственной моей жизни. Ибо множество угрожавших мне событий, предвиденных с полной точностью, на самом, что называется, их пороге, могут быть признаны чудесными, как совершавшиеся пусть и без божественной помощи, но никак не без содействия духа. Из всего испытанного я убеждаюсь, что этот дух, приставленный ко мне, обладает большим могуществом». Кардано приписывал своему сверхъестественному покровителю все те события и происшествия, которые он не мог объяснить, но которые, по его мнению, служили предзнаменованием для него самого и для его близких.

Но почему же он, руководимый и оберегаемый могущественным духом, оказался в конце жизни в полном одиночестве, полузабытым стариком в чужом городе? На этот вопрос Кардано не мог, естественно, дать ответа. Он пытался утешить себя: «.У меня есть знание множества предметов, беспорочное, хотя и оскорбленное потомство, изданные книги и столько еще подлежащих изданию; имя, звание, честно заработанные средства, могущественные друзья, знание разных тайн и, что самое главное, страх Божий. Что касается. серьезных несчастий, то я полагаю, что они случились со мной по заслугам, и не считаю за большую беду то, что может быть уничтожено временем, понимая вместе с тем, что все наши испытания происходят от Бога, и хотя бы даже казалось, что они причиняют мне вред, я не сомневаюсь, что в общем порядке мирозданья они являются высшим благом».

Собор Св. Марка в Милане, где захоронены останки Джироламо Кардано

Смог ли он убедить себя в том, что, несмотря на все беды и злоключения, жизнь его «удалась»? Ничтожность, тщетность всех человеческих стремлений и деяний – с этим убеждением он вступал в сознательную жизнь и с ним же он заканчивал ее. Он ждал смерти и боялся ее: «Всякая смерть тяжка, но почти так же тяжело и долгое ожидание неминуемого ее наступления». Так думал и писал великий математик, знаменитый врач, философ, инженер. Он умер в Риме 21 сентября 1576 года.[33] Родилась легенда, будто Миланец, предсказавший свою смерть на известный день, уморил себя голодом, чтобы поддержать свою славу астролога. Большинство биографов Миланца не верят в это, но стоит, пожалуй, вспомнить, что Фацио Кардано умер «на девятый день после начала полного воздержания от пищи». Тело Джироламо предали земле в римской церкви Св. Андрея; затем останки ученого были перевезены в Милан и перезахоронены в семейном склепе, рядом с могилой отца в миланском соборе Св. Марка. Все свое состояние и рукописи Кардано завещал внуку.

Глава 5 Великая контроверза

Приоритетные распри среди выдающихся ученых, инженеров, изобретателей нередки. Вспомним славные «сражавшиеся пары»: Исаак Ньютон и Готфрид Вильгельм Лейбниц; Роберт Гук и Христиан Гюйгенс,