Секретные коммандос - Джон Л. Пластер
Я посмотрел на левую дверь, где Бен стоял на полозе вертолета. Когда он сойдет, то же сделают остальные; если нет, мы останемся на борту. Нет времени объяснять решение; мы просто действуем. На шести футах (1,8 м) он спрыгнул, за ним все мы, и бросились к кромке леса перед носом, как указывал Бен. Никто не оглянулся, когда наша птичка взлетела.
В безопасности джунглей, в тесном кругу наших тел, мне стало дышаться легче. Покинув борт, с оружием в руках, я снова мог влиять на свою судьбу. Через мгновение появился еще один "Хьюи", высадив Джорджа и остальную часть группы. Затем он ушел, и мы могли без помех слышать.
Десять минут мы лежали молча, наблюдая и слушая, слыша только отдаленный гул двигателей Кови. Затем Бен прошептал в рацию "Группа окей", и двигатели Кови тоже затихли, оставив только звуки насекомых и болтовню обезьян.
Мы были предоставлены сами себе, глубоко в тылу противника, в Лаосе.
Бен взглянул на нашего пойнтмена, Хая, затем указал на север, в направлении нашего марша. Хай кивнул, повернулся, и мы двинулись в путь. Пока они уходили, я расправил листву там, где мы лежали, чтобы помешать следопытам. Как Один-Один, я был "хвостовым стрелком", замыкающим американцем в нашей цепочке.
Мы растворились в трехъярусных джунглях. Первый ярус включал кусты и невысокие деревья, чуть выше наших голов; второй ярус рос до высоты средних американских деревьев, добавляя еще где-то процентов 30 лиственного покрова; затем, впечатляюще возвышаясь над ним примерно на девяносто футов (27,5 м), вздымался третий ярус. В сочетании они скрывали земную поверхность от наблюдения с воздуха, сводили к минимуму любой ветер и запечатывали влажность внутри. Мы постоянно и обильно потели.
Пока мы шли, Бен держал трубку гарнитуры на плечевой лямке, рядом с ухом, выставив громкость так, чтобы вызов слышал только он. Что касательно маршрута движения, мы смещались в направлении того, что начинало представлять интерес, когда оно себя проявляло — придерживаясь единого общего направления, но внимательно отслеживая, где находимся. Для безопасности Бен менял направление нашего движения каждый час, после десятиминутного перерыва на прослушивание.
За весь день мы ни разу не заговорили и редко перешептывались, полагаясь на жесты рук, выражения лица и визуальные сигналы. Поднятая открытая кисть означала "стоп", но сжатие ее в кулак означало "Замри!" Пожатие плечами означало "не знаю". Вскоре я увидел, что в джунглях наши языковые различия не имели большого значения, потому что мы общались так же, как наши предки до того, как появился словесный язык.
Одной из плохих привычек, с которой я столкнулся, было позволить себе крутить в голове любимую песню или старый телевизионный эпизод. Постоянно сосредотачиваясь на мелких задачах — например, осмотре каждого места, где может скрываться NVA, выборе следующего места, куда поставить ногу, присматривании лучшего укрытия от огня AK — я противостоял этой невнимательности, пока не сосредоточился на здесь и сейчас. Как и советовал Джо Уокер, ствол моего Шведского K следовал за моими глазами. И каждые три шага или около того я оборачивался, выглядывая и выслушивая следопытов, как рекомендовал Билл Хансон.
В тот первый день мы не обнаружили никаких признаков присутствия северовьетнамцев.
Незадолго до 17:00 Бен начал подыскивать место для нашего МНП — места ночного пребывания. Правильный выбор места проведения ночи означал разницу между жизнью и смертью, как показала судьба РГ "Нью-Мексико". Бен был требователен в этом вопросе. Сначала мы сделали петлю — вернулись назад по большому кругу — и в течение десяти минут наблюдали за нашим следом, чтобы убедиться, что за нами не идут следопыты. Затем он повел нас в новом направлении, в самые густые кусты, которые он смог найти на склоне холма. На полпути вниз — вне досягаемости любого, бросающего гранаты с вершины — мы траверсом прошли по склону вбок еще на пятьдесят ярдов (46 м), затем все ввосьмером стиснулись в месте, настолько маленьком, что противнику не придет в голову, что мы можем там прятаться. Это было наше МНП.
За пять минут мы выставили шесть Клейморов — подрываемых электрическим способом мин, выстреливающих наподобие дробовика сотни стальных шариков, метаемых взрывчаткой C-4 — протянув провода управления назад на МНП. Армейские наставления предписывали устанавливать Клейморы не ближе, чем в пятидесяти футах (15 м) из-за обратной взрывной волны; мы установили свои у обращенной вовне стороны деревьев всего в двадцати футах (6 м), чтобы ищущие нас NVA не могли перерезать провода или развернуть мины в нашу сторону. Если северовьетнамцы приблизятся, мы сначала бросим гранаты — в темноте противник не сможет определить, откуда они прилетели — а затем взорвем Клейморы. Только в самом крайнем случае мы откроем огонь, потому что дульные вспышки точно укажут наше местонахождение.
Зажатый так, что касался людей справа и слева, я выскользнул из рюкзака и начал шифровать для Бена наш ежедневный доклад об обстановке. Используя однодневную кодовую таблицу, бывшую сродни одноразовому блокноту, я выбрал из случайно сгенерированных трехбуквенных групп замены слов и коротких фраз, где, например, "XRS" означало "противника нет", а "YGF" — "замечен сегодня". Бен просмотрел его, затем зачитал по радио Кови, чьи двигатели гудели вдалеке. Каратэ Дэвис пожелал нам всего наилучшего, а затем улетел на ночь. Затем Бен выключил рацию. Мы были предоставлены сами себе до рассвета.
Я расстегнул свое снаряжение и оставил расправленным за спиной, так что мне нужно будет лишь сесть, и оно окажется на мне. На ужин были холодный рис, мясо из пайка и консервированные фрукты. После этого я раскрыл рюкзак, чтобы достать свитер и тонкий спальный мешок, и тут же закрыл, чтобы быть готовым к движению. В прохладной сырости сумерек я натянул свитер, накинул мешок на плечи и положил голову на противогаз. Мой Шведский K лежал в шести дюймах от моих рук. Вскоре после наступления темноты я уснул и проспал все время, кроме часа смены в охранении.
Мы все проснулись и были на ногах перед рассветом, который, в
