На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
Вообще хочется особо сказать о тех его крупных произведениях, фундаментом для которых стала классическая русская литература. Творческая смелость в сочетании с художественным тактом и чувством стиля позволили композитору музыкально переосмыслить вершинные создания отечественной классики. Но, черпая из сокровищницы народного творчества или находя источник вдохновения в прозе Гоголя и Толстого, поэзии Пушкина, драматургии Чехова, Щедрин всегда остается нашим современником, чутко ощущает пульс сегодняшнего дня. Вот этот-то редкий сплав и придает его музыке глубину, оригинальность, неотразимую увлекательность.
С новой силой воплотились эти качества в одном из сочинений последнего времени – хоровой поэме «Казнь Пугачева». Композитор выбирает, казалось бы, самый прозаический, почти документальный фрагмент из исторической прозы Пушкина и благодаря музыке подчеркивает ее внутреннюю поэтичность, художественную стройность, выразительность. С первых же тактов поэма захватывает внимание; невольно рождаются ассоциации с широкими мазками суриковской кисти. Покоряющая образная реалистичность способствует воссозданию звуковой атмосферы тех далеких дней.
Совсем иной характер носит «Торжественная увертюра», хотя достоинства щедринского дара выступают в ней не менее рельефно. Музыка увертюры с удивительной точностью отвечает поставленной задаче: воспеть единство, нерушимое братство народов нашей страны и вместе с тем показать разнообразие их характеров и темпераментов. В этом произведении подкупают его стройность и продуманность структуры, демократичность языка: ведь оно обращено к самому широкому кругу слушателей и должно сразу захватывать и увлекать. Композитор сумел органично сплести воедино напевные темы славянского склада, задорные кавказские ритмы и прихотливые мелодии казахского эпоса. Не сомневаюсь, что это лаконичное, емкое сочинение, продолжающее традиции «Праздничной увертюры» Шостаковича, ждет счастливая жизнь на эстраде.
О музыке Родиона Щедрина уже написано немало книг и статей, она по праву считается одним из значительных явлений художественной культуры нашего времени. Во время гастролей в разных странах и при встречах с коллегами я не раз убеждалась, что Щедрин один из наиболее часто исполняемых авторов из советских композиторов послевоенного поколения. Это и не удивительно – зарубежных слушателей привлекает в его сочинениях прежде всего их современность, а музыканты-профессионалы видят в творчестве Щедрина одухотворенность и гуманистичность, великолепный пример сочетания смелого новаторства и верности традициям.
Тем и величественно наше время, что оно берет из многовековой человеческой культуры все самое ценное. Оно не хоронит эти ценности, сверкающие сквозь века, а дает им новый смысл и новое толкование. И я верю, что завидный дар композитора Родиона Щедрина будет еще многие годы приносить художественную радость нам, его современникам, и далеким потомкам.
Владимир Васильев
Есть встречи, которые всегда с нами. И хотя время уносит пережитое, а годы наслаивают новые впечатления, этот миг остается в памяти, как подлинный праздник.
Такое чувство я переживаю каждый раз, когда присутствую на выступлениях прославленного артиста Большого театра Владимира Васильева.
Почему же я так заинтересованно воспринимаю творчество этого великолепного танцовщика и балетмейстера? Думаю, потому, что в нем нашли отражение лучшие черты народа, выпестованного нашей советской действительностью. Я не сделаю никакого открытия, если скажу, что подобные мысли приходили в голову не только мне одной. «Классика Васильева, – писал наш замечательный хореограф Ф. Лопухов, – русская классика, он ярко выраженный русский танцовщик, широта и размах движений которого по-своему отражают мощь нашей страны. И где бы ни бывал Васильев за рубежами Родины, везде он – не только великий артист современности, но и посланец великого народа». «Как же богата на таланты ваша Родина, – говорил мне в Японии директор труппы «Токио балет» Тагацуки Сасаки. – Я проникся еще большим уважением к России, когда увидел Васильева, его поразительный танец. Я рекомендовал каждому, заметьте – каждому артисту моего театра посетить все без исключения спектакли и репетиции с участием Васильева. Это такая радость, быть может единственная в своем роде…»
Вспоминаю Америку начала 60-х годов. На пресс-конференции один из журналистов – если мне не изменяет память, это был Джон Мартин из «Нью-Йорк тайме» – спросил:
– Мисс Зыкина, а как поживает ваш юный гений танца, как у него идут дела?
– Какой гений? Володя Васильев?
– Да.
– Живет, думаю, хорошо, на жизнь не жалуется. И работы хватает: одиннадцать спектаклей в месяц, восемь сольных и центральных партий за два года. Плюс главные партии в новых постановках Большого театра – Данила в «Каменном цветке» Сергея Прокофьева и Иванушка в «Коньке-горбунке» Родиона Щедрина. Сюда надо добавить и успешный дебют в весьма сложном, на мой взгляд, балете «Паганини» Сергея Рахманинова. Совсем неплохо в двадцать два года.
– А кто его родители? – послышался еще вопрос.
– Васильев – выходец из рабочей семьи. Отец – шофер, мать – работница фабрики по производству технического войлока.
– Как вы думаете, что вывело вашего премьера на ведущие позиции хореографии?
– Одаренность и одержимость в труде. Умные педагоги, в прошлом талантливые солисты Большого театра, подлинные реформаторы классического танца Асаф Мес-серер, Михаил Габович, Алексей Ермолаев отдали молодому артисту все, чем обладали сами. Они будили мысль, содействовали его духовному развитию, воспитывая эстетические взгляды, формируя идеалы, мировоззрение, не форсируя становление самой индивидуальности танцовщика. Учителя привили Васильеву вкус к серьезной творческой работе, к поискам новых пластических и танцевальных решений. Отсюда проистекают истоки взыскательности, неудовлетворенности сделанным, стремление к совершенствованию. Потому и достиг он многого. Я, например, знаю способных танцовщиков в Большом театре, однако могу сказать, что таким безупречным полетным, как у него, прыжком, такой исключительной легкостью и красотой линий но обладает никто.
– Получается, ему доступно многое из того, что недоступно другим?
– Так сказать – значит ничего не сказать. В танце Васильева поражают удивительная самоотдача и гармония целого, которое невозможно раздробить на куски. И это прекрасное целое всегда завершается прекрасно: Васильев непринужденно, изящно и уверенно ставит точку там, где она должна быть. Он танцует даже тогда, когда стоит, не двигаясь. Каждое мгновение Васильев готов к танцу, и тело его напоминает стрелу или ракету в ожидании полета…
Чем больше меня расспрашивали заокеанские репортеры, тем подробнее и полнее были мои ответы. Я рассказала журналистам о том, что Васильев стал обладателем золотой медали VII Всемирного фестиваля студентов и молодежи в Вене, завоевал первый приз на Празднике танца в Риге, снялся в фильмах «СССР с открытым сердцем» и «Конек-горбунок». Словом, все, что я знала о Васильеве из наших газет и журналов, стало известно за океаном. Потом, уже в Москве, вернувшись с гастролей, разбирая и просматривая переводы американской прессы, я нашла любопытную заметку по поводу моих ответов на той памятной пресс-конференции. «Когда речь зашла о советском танцовщике Васильеве, русская певица обнаружила большую
