Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина
А вот что вспоминал Стасов: «В следующем, 1880 году Тургенев приехал ко мне в гости… На этот раз беседа шла у нас всего более о Пушкинском торжестве в Москве, откуда Тургенев только незадолго перед тем воротился. Сначала ему не хотелось об этом распространяться, так досадно было; но когда он потом услыхал, что я думаю о всем, происходившем на открытии памятника, судя по русским газетам, он мало-помалу разговорился и рассказал, как ему была противна речь Достоевского, от которой сходили у нас с ума тысячи народа, чуть не вся интеллигенция, как ему была невыносима вся ложь и фальшь проповеди Достоевского, его мистические разглагольствования о «русском всечеловеке», о русской «всеженщине Татьяне» и обо всем остальном трансцендентальном и завиральном сумбуре Достоевского, дошедшего тогда до последних чертиков своей российской мистики. Тургенев был в сильной досаде, в сильном негодовании на изумительный энтузиазм, обуявший не только всю русскую толпу, но и всю русскую интеллигенцию».
Общую неудовлетворенность речью Тургенева отмечают многие мемуаристы. Да и сам Тургенев, через несколько дней после произнесения речи, отправляя текст ее на прочтение М.Г. Савиной, писал ей из Спасского 11 июня 1880 года: «По Вашему желанию посылаю Вам мою речь: не знаю, насколько она Вас заинтересует (на публику она большого впечатления не произвела)…»
47. Тургенев и Достоевский
В этой главе мне хотелось подробнее рассказать о взаимоотношениях двух великих русских писателей. Первое произведение Фёдора Михайловича Достоевского «Бедные люди» было написано в 1844–1845 годах и опубликовано в январе 1846 года в «Петербургском сборнике» Некрасова. Оно сразу обратило на себя внимание читателей и принесло известность автору. Достоевский был поражен успехом своего первого произведения и признанием со стороны ведущих писателей. Тогда же состоялось знакомство Достоевского с Тургеневым, о чем он написал брату: «На днях из Парижа воротился поэт Тургенев и с первого раза привязался ко мне такою дружбой, что Белинский объясняет ее тем, что Тургенев влюбился в меня. Но, брат, что это за человек! Я тоже едва ль не влюбился в него. Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет – я не знаю, в чем природа отказала ему. Наконец: характер неистощимо прямой, прекрасный».
Состоятельный аристократ, красавец, покоритель женских сердец, Иван Тургенев легко увлекался людьми и покровительственно опекал начинающих талантливых литераторов. Он, восхищаясь даром Достоевского, не только советовал ему тщательнее работать над стилем, но опрометчиво стал потешаться над излишней религиозностью и горячностью начинающего писателя. Тургеневу и его окружению лучше было не попадаться на зубок. Поднять кого-то на смех с невозмутимым аристократическим шармом было любимым занятием этой компании. Нервный, порывистый, мнительный и ершистый Достоевский подходил для этой роли как нельзя лучше. Он, будучи в упоении от неожиданного успеха своего первого произведения, не собирался слушать нравоучения и с излишней горячностью отстаивал свои мнения, иногда впадая в явные заблуждения. Такая поспешная реакция способствовала формированию ироничного отношения к Достоевскому в окружении Белинского. Вот тут они и давали волю своему фиглярству: подтрунивали всячески над бедным Федором Михайловичем.
Тургенев, например, с серьезным лицом рассказывал (в присутствии Достоевского и Панаевой) о каком-то ничтожном, захолустном писателе, который вообразил себя гением и сделался общим шутом. Достоевский трясся, бледнел и в ужасе убегал, не дослушав. «Тогда было в моде некоторого рода предательство, – вспоминал современник, – состоящее в том, что за глаза выставлялись карикатурные изображения людей. Тургенев был большой мастер на такого рода представления…» Писатель Григорович вспоминает то же самое: «Тургенев был мастер на эпиграмму… Для красного словца он не щадил иногда приятеля».
Так, Тургенев вместе с Некрасовым сочинил стишки, где вышучивал «курносого гения» (Достоевского), называл его «чухонской звездой» и пр. В конце концов, по наущению Тургенева, Некрасов согласился написать знаменитую эпиграмму на Достоевского:
Витязь горестной фигуры,
Достоевский, милый пыщ,
На носу литературы
Рдеешь ты, как новый прыщ.
Современники признавались, что Тургенев, при всем своем, казалось бы, мягком нраве, бывал иногда весьма ироничен и ядовит в беседах, рассказах и письмах. Сохранились воспоминания о том, как позднее, в 1856 году, та же компания «подначивала» вернувшегося с Крымской войны Льва Толстого. Могли придраться к одной фразе, к выражению лица, к манере говорить… И что интересно, первым зачинщиком всех этих подначек и насмешек был в обоих случаях один и тот же человек – Тургенев. Но если Толстого Тургеневу так ни разу и не удалось вывести из себя, то Достоевскому, как человеку нервному и ранимому, пришлось хуже. Почувствовав эту ранимость, Тургенев доводил Достоевского «до бешенства», что Ивана Сергеевича как раз и веселило. Переносить это чувствительному начинающему писателю от маститого Тургенева было очень тяжело.
Для 28‐летнего Тургенева это было лишь шалостью, приятельской остроумной шуткой, позволяющей блеснуть в кругу друзей. Постепенно молодой Достоевский становится в этом кругу фигурой анекдотичной. Даже когда Тургенев покидает Россию, следуя за Полиной Виардо, он получает все новые и новые анекдоты и побасенки о бывшем приятеле в письмах от друзей. Разрыв Достоевского с кружком Белинского постепенно становится неизбежным. Воинствующий атеист Белинский не мог принять наполненную христианским романтизмом прозу молодого Достоевского. Отшатнувшись от былого окружения, писатель попадает под влияние петрашевцев, в причудливой форме смешавших идеи утопического социализма Фурье и христианство.
* * *
Как известно, по своим убеждениям Тургенев был западником и либералом, а Достоевский – славянофилом и патриотом. К таким противоположным взглядам привел писателей их совершенно по-разному сложившийся жизненный путь.
Достоевский, как и очень многие люди того времени, в молодости был увлечен революционными идеями и стал участником кружка Петрашевского. За это он был арестован, осужден и в числе нескольких других петрашевцев приговорен в смертной казни. Последние слова, сказанные Достоевским перед поднятием на эшафот: «Мы предстанем перед Христом!» На что его товарищ по несчастью ответил: «Мы будем кучкой пепла». На головах мешки, над головами преломлены сабли, но в самый последний момент смертная