Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
23 апреля 1876 года, пятница
Милан. Знаменитая готическая церковь. Древний монастырь св. Амвросия. Фреска «Тайной вечери» Леонардо да Винчи в церкви св. Марии. Сад. Галерея Виктора-Эммануила. Монумент Леонардо да Винчи. Триумфальная арка Наполеона I. Из всего этого наибольшее впечатление на меня произвели: древний готический собор, «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, хотя с поблекшими красками, но довольно сохранившаяся еще, монумент да Винчи и галерея Виктора-Эммануила — значит, почти все, виденное мною сегодня. А сам Милан? Конечно, я не успел еще его обозреть; однако главные улицы, по которым мы ехали, показывают уже, что это прекрасный, многолюдный и богатый город.
24 апреля 1876 года, суббота
С самого утра дождь. Теперь половина одиннадцатого, а он все продолжается. Значит, мои калоши, обращавшие на себя внимание прохожих еще в Венеции, оказываются вовсе не лишними.
В Венеции чрезвычайно много бедных. Вам беспрестанно встречаются женщины и девушки скромной и красивой наружности, одетые в ветхие, заплатанные тряпки. Гондольеры тоже не отличаются своим убранством, кроме немногих. Каждый вечер у нашего отеля раздавались до поздней ночи веселые песни хором, в котором слышались приятные голоса. Странно, но гондольер, который преимущественно нас возил, утверждал, что при австрийцах они гораздо меньше терпели от бедности.
25 апреля 1876 года, воскресенье
Опять с утра дождь. Свежо и сыро, и, кажется, на целый день. Здесь говорят, что подобного ненастья никто в это время года не запомнит. Поездку на Комо в Белладжио приходится отложить до более благоприятной погоды.
Если предметы, рассеянные по Европе в сфере истории и природы, не внушают путешественнику серьезных, возвышенных мыслей, если они безразличны для его нравственного образования, то он напрасно издерживает и время свое и деньги: он просто пустой человек, турист в смысле ротозея и шатателя.
Если в человечестве можно назвать что-нибудь великим, несмотря на суету и неразрешимость вопросов его существования, на бедствия и превратности его судеб, то это без сомнения памятники, созданные его историей, веками и его образованием. В этом отношении можно сказать, что они оспаривают у природы ее величие, красоты, могущество. Наука, искусство, гражданское устройство Европы — вот права человека на почет в системе мироздания, права, которые должен уважать разум, если только он сам не есть летучий, преходящий во вселенной, феномен.
Если отсюда я брошу взгляд на мое отечество, то для меня становится в высшей степени поразительным, как мало мы делали для успехов всеобщего развития и образования. На это могут сказать, что мы так еще недавно начали существовать умственно, что мы еще народ юный. Однако и над нами пролетели века, и у этого юноши выросла порядочная-таки борода, местами даже с проседью. История была мачехой русского народа и воспитывала его очень дурно; но народ разве так-таки ничего своего не вносит в историю? Силы, способности расы разве ничего не значат, не сообщают внешнему ходу вещей и событий от себя некоторых свойств, некоторого колорита? Но, может быть, эти силы и способности еще не успели сосредоточиться и это придет в свое время? Будем надеяться и не отчаиваться.
Один из опаснейших врагов человека есть успех.
В нынешнем моем путешествии я видел два чуда в Европе: Венецию, которую море как будто родило в своих волнах и подняло на свои плечи, чтобы показать свету лучшие из своих перлов; другое чудо то, где глубочайшая мысль человечества нашла достойное себя воплощение на куске жалкой поверхности стены, запрятанной в старом здании — в трапезной старого монастыря св. Марии, ныне примыкающего к казармам. Чудо это — картина «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.
Погода, достойная Петербурга, продолжалась целый день. Мы вышли было подышать хоть немного свежим воздухом в галерее Эммануила, но сырость и холод скоро прогнали нас в отель.
Русского человека надобно поднимать из грязи, в которой он так давно и так часто барахтается, а не топтать его в ней.
Как могут содействовать преуспеянию общества во всем благом те, которые не имеют веры ни в какие идеалы, которых умственный горизонт ограничивается одною материальною реальностью, как будто не существует никакой другой реальности?
Есть два способа действовать на людей: изъяснение и возбуждение, или представление того, что есть, и устремление к тому, что должно быть, — один пассивный, другой активный.
26 апреля 1876 года, понедельник
Целый день нельзя было сделать шагу из комнат — дождь, холод, гнусность, которой итальянцы не запомнят. И, говорят, во всей Италии так. Как тут думать о пользовании теплом и воздухом, для чего собственно и предпринято мое путешествие за границу?
27 апреля 1876 года, вторник
Наша народность находится ныне в периоде самопознания. Поэтому мы открываем и должны открывать в себе все те пошлости, несообразности, умственное бессилие и нравственную испорченность, которые до сего были нашим уделом, по крайней мере большею частью. И в этом отношении правы наши нравоописательные романисты. Но этот процесс самопознания есть только первый акт. За ним необходимо должен следовать другой, то есть выход из такого состояния к лучшему — и это лучшее представляется не иначе, как в идеалах, к которым мы должны стремиться. Без этого мы останемся навсегда в том же самом периоде дурных свойств, которых мы не можем не признать. Вот к этим-то идеалам следует литературе направлять умы и для этого нужно и изображать их. Делает ли это наша литература? Если для такого изображения нам недостает в настоящее время талантов, то не пора ли думать по крайней мере об этом? Особенно не пора ли научной, серьезной философской критике возбуждать стремление к необходимости иного настроения в литературе, чем то, какое господствует в ней ныне?
К сожалению, мы ужасно боимся труда мысли. Отвлеченный ее характер пугает нас, как детей пугает азбука, не украшенная картинками или не приправленная игрою. Но если мы думаем, что уже выросли из детства и по крайней мере приблизились к периоду юности, то нам стыдно пугаться труда мысли, как стыдно молодому человеку, поступившему в университет, избегать
