Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Группа кадет в Мукдене попала в более тяжелые условия. Всех поместили в общем бараке, вместе с другими беженцами, в тесноте. Кормили плохо, бани не было, а умывались во дворе, под краном, в любую погоду. В кадетах принял участие наш военный агент в Китае полковник Блонский. Там тоже был организован комитет помощи, вместе с японцами снабжавший кадет провизией. Кадетам отвели потом отдельный барак. Но было все же плохо, и шанхайцы, в сравнении с мукденцами и гензанцами, жили в роскоши.
Еще перед эвакуацией из Владивостока некоторые старшие кадеты устроились матросами и кочегарами на военных судах, а некоторые на частных. И вот в Гензане выяснилось, что кадет, служивших на частных судах, безжалостно эксплуатируют. Кадеты обратились за помощью к остававшемуся в Гензане полковнику Грудзинскому, которому удалось снять их с кораблей и поместить в бараке вместе с остальными кадетами. Вскоре японцы заявили, что они начнут вывозить русских из Гензана и что первый эшелон двинется в Шанхай. Кадеты обоих корпусов и служащие, остававшиеся в Гензане, получили от генерала Лебедева, являвшегося русским представителем в Гензане, приказание отправиться всем в Шанхай. Японцы оплатили проезд и, кроме того, выдали на человека по 10 иен, которые должны были быть выданы на руки лишь по прибытии в Шанхай. Все отправились на пассажирском пароходе, где кадет очень хорошо кормили и относились к ним весьма вежливо.
Когда пароход пришел в Симоносеки, явились японские власти, смотрели документы, долго переговаривались между собой и в конце концов заявили, что пароход, идущий в Шанхай, придет дня через три и в ожидании его нам следует отправиться в Моджи, где о нас позаботятся. Нас перегрузили на баржу, и катер перетащил ее на другую сторону пролива, в Моджи. Мы высадились и стали ждать появления властей. Но никто не приходил, а время подходило к 12 часам дня, все были голодны. Среди нас были и дети. Тогда старший группы полковник Грудзинский пошел разыскивать властей. У первого встречного он спросил, где помещается полиция. С обычной для японцев вежливостью и приветливостью тот довел полковника Грудзинского до самого дома, где находилось полицейское управление. Там приняли полковника вежливо и внимательно выслушали. Выслушав, засуетились: оказывается, нас не ждали, мы должны были оставаться в Симоносеки. Теперь же нас надо было устраивать здесь, дать спешно помещение и накормить. Какой-то японец, хорошо одетый по-европейски, молча вынул бумажник и передал секретарю полиции сто иен, прося его немедленно заказать для нас обед.
Обед обещали подать через час и сейчас же пошли устраивать для нас помещение. Одиноких взрослых поместили на барже, приспособленной для жилья, а остальным отвели хоры в помещении местного музыкального общества. Были быстро поданы тележки для перевозки багажа, и в сопровождении приветливо нам улыбавшихся жителей города мы направились в отведенное нам помещение. Появились сотрудники газет, которым полковник Грудзинский объяснил, кто мы, и просил выразить нашу благодарность господину, давшему деньги на обед, и администрации города за теплый прием. На другой день в газетах появились статьи о нашем прибытии, и к нам стали приходить люди самого различного общественного положения, и все они несли подарки: деньги, вещи, фрукты, сласти… Видя печальное состояние нашей обуви, одна фирма прислала кадетам 40 пар обуви на резиновой подошве. Детям присылали игрушки. Вечером все это было строго учтено и роздано поровну, а деньги были выданы при высадке в Шанхае.
На другой день дамы и дети высшего общества устроили музыкально-вокальное утро, а вечером дал концерт симфонический оркестр. После концерта, обращаясь к публике, распорядитель произнес речь, сказав о тяжелом положении людей, вынужденных революцией оставить свое Отечество под давлением насильников и убийц. После речи он прошел в публику с подносом, на который посыпались деньги.
В кратком слове полковник Грудзинский благодарил японцев за отзывчивость, а на следующий день поместил в местной газете на английском языке нашу общую благодарность всему городу.
В Шанхай мы прибыли в скверный, дождливый день. Высадка наша, производившаяся под японским флагом, прошла беспрепятственно, никто нас не задерживал. На грузовике кадет перевезли в корпус.
Вскоре двумя партиями прибыли мукденцы и уже совершенно неожиданно – юнкера Корниловского училища и их офицеры. Их надо было занять каким-то делом, так как кадеты, несмотря на тяжелые условия, учились и занятия были уже налажены. 7-й класс закончил курс, и был произведен выпуск. Какая громадная работа была проделана педагогическим персоналом, может оценить только тот, кто знал, в каких тяжелых условиях она производилась.
Международный комитет сокращал между тем паек и настаивал на отъезде корпусов из Шанхая. Была послана просьба о разрешении на отъезд в Сербию. Члены международного комитета во главе с его председателем генералом Вольтером торопились развязаться с корпусами и были готовы распылить их. Но тут судьба корпусов перешла в руки другого комитета, председателем которого был директор французской гимназии г-н Гробуа, человек энергичный, с широким кругозором и, главное, сердечный. При нем был получен ответ из Сербии, куда разрешалось ввезти 500 человек. Ответ определенно указывал на невозможность сохранения корпусов в их целом, но говорил, что кадеты будут обеспечены и смогут продолжать образование. Часть педагогического персонала могла рассчитывать на получение службы, но указывалось также, что сербское правительство слагает с себя всякую заботу о лицах, не состоящих в корпусах.
Телеграмма эта была получена французским консулом, которому предлагалось снабдить нас вещами. Французы рьяно взялись за мысль отправить корпуса в Сербию и стали изыскивать средства. От китайцев было получено разрешение на устройство выигрышной лотереи, и на полученные таким путем средства корпуса и были отправлены.
Г-н Гробуа обратился к обоим директорам с запросом, сколько человек поедет в Сербию. Так подошло время к нашему корпусному празднику (11 октября по ст. ст.). Состоялся парад и производство кадет 7-го класса в вице-унтер-офицеры. В 8 часов вечера начался бал в Полицейском клубе. Танцевали до 2 часов ночи, а на следующий день встали только к обеду.
Директор корпуса и часть педагогического персонала хотели ехать в США, хотя на въезд туда и не было разрешения, но они
