Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

И – я думаю, что это важно не только для меня! – я убедился в том, что эвереттический подход к истории является действительно плодотворным инструментом осознания её калейдоскопической природы.

При этом эвереттическая природа прошлого нисколько не препятствует созданию «исторической традиции» – концептуально согласованного варианта его описания, принятого в различных социальных группах (профессиональных, возрастных, конфессиональных и т. п.) и различных социумах (национальных, государственных, религиозных и т. п.). Эти исторические традиции могут быть различными, что приводит к различным оценкам исторических фактов и, к сожалению, до сих пор порождает различные конфликты – от академических до военных.

Осознание эвереттичности истории даёт понимание того, что все варианты её описания конвенциональны: мы – подавляющее большинство ныне живущих приверженцев постулата о линейности Истории – договорились считать Средневековье «варварским», а Возрождение – «культурным», Петра I – «прогрессивным», а Николая I – «реакционным». И описываем прошлые события в рамках этих договорённостей.

Но, как стало мне ясным ещё двадцать лет тому назад,

«Поскольку в эвереттовском времени могло произойти всё, что только физически возможно, то всякий народ или религия могут попытаться «сконструировать» своё прошлое, исходя из собственных представлений о своей роли в Истории. Главное в этой работе – найти ту тропинку в развилках эвереттовского времени, которая приведёт из прошлого в сегодняшний день с желаемым багажом. Это, безусловно, трудно. И для некоторых амбициозных претензий корректно сделать это просто невозможно. Но это задача, достойная для историков нации или идеи».[470]

Сегодня, после разрушительного для славянского мира развития событий вокруг Украины, к этому добавилось понимание того, что при решении этой задачи, во избежание опасных эмоциональных конфликтов между различными элементами рассматриваемого социума, историк ни в коем случае не должен забывать о том, что это задача конвенциональная, а не онтологическая. И при рассмотрении даже одной и той же совокупности исторических фактов (т. е. одной и той же ветви альтерверса – что уж говорить о многомирии!) можно получить нити совершенно разной эмоциональной и аксиологической «окраски».

В эвереттике это описывается понятием «идентичные миры» со скрытыми параметрами, которое ввёл П. Амнуэль. Применительно к данному случаю «физикалистская идентичность» исторических фактов отнюдь не исключает их различия в ментальных измерениях:

«При кажущемся одинаковом поле выбора наблюдатель на самом деле выбирает между альтерверсами, приведшими его к данному состоянию. Иными словами, выбор производится не между будущими мирами, а между прошлыми».[471]

И это уже осознают практикующие социологи и историки. Так, анализируя ход и последствия событий 2014–2019 годов на востоке Украины известный журналист и колумнист сетевого журнала «Republic» Олег Кашин пишет:

«Пора смириться с тем, что история этих пяти лет описывается двумя разными взаимоисключающими способами, и единственный критерий достоверности описаний – какому из двух государств лоялен их автор. Украинец имеет право верить в агрессию, русский – в гражданскую войну. Ни у того, ни у другого это их право никто не отнимет…».[472]

И поэтому создание совместной истории, не ущемляющей достоинства никаких социальных метавидуумов, не только возможно, но и необходимо для их плодотворного существования и развития.

Обнадёживает то, что эта необходимость начинает осознаваться действующими политиками.

Ярким примером этого является «стихийная эвереттичность» президента Украины В. Зеленского. Размышляя о путях преодоления «западно-восточного» противостояния на Украине в беседе с Дэвидом Горовицем, он говорит:

«Это вопрос о том, как люди с разной историей, с разными взглядами могут жить вместе на практике. Это очень сложный и чувствительный вопрос. Есть герои, которых чествуют на Западе и в центре Украины, а есть и другие украинцы, которые имеют своих героев и думают иначе. И я понимаю эти разные чувства. И именно поэтому я несколько раз очень четко сказал: раз у нас такая сложная история, давайте строить общую историю. Давайте найдем тех людей, чьи имена не вызывают споров в нашем настоящем и в нашем будущем. Давайте назовем памятники и улицы для тех людей, чьи имена не провоцируют конфликт».[473]

Показательно то, что в СМИ такая позиция уже воспринимается без скепсиса по отношению к сути предлагаемой процедуры. Заголовок популярного российского издания «Газета. Ру» гласит: «Зеленский предложил построить неконфликтную «общую историю» на Украине».[474] Глагол «построить» в тексте употреблён без кавычек.[475]

Не менее важно для историка помнить, что, решая эту задачу, он творит ветвления собственного альтерверса и онтологию мировой линии и своего «Я», и «Я» всех тех, кто доверяется ему в бесчисленных реальностях цивилизационного альтерверса.

Это очень ответственная миссия. И в данном случае я согласен с таким неординарным историком, как Е. И. Понасенков, в его оценке ответственности историка перед обществом. Из того, что:

«История создаётся только личностями»[476],

он делает логически неизбежный вывод:

«Я убеждён, что на историках лежит ещё большая ответственность за жизни людей, чем даже на врачах. Ложь или некомпетентность историка может спровоцировать конфликты в обществе – и даже целые войны».[477]

Единственное уточнение в этой оценке – не следует путать некомпетентность с малым объёмом знаний. Всякое индивидуальное знание мало по сравнению с мощностью числа членов в суперпозиции квантовых состояний исторических событий. Некомпетентность – это как раз отсутствие осознания всей огромности этой мощности.

Что касается лжи, то её использование в исторических реконструкциях приводит к засорению интеллектуальными химерами и без того чрезвычайно сложного поля действительностей, порождаемых ветвящимся альтерверсом.

Древеса альтерверсов наших судеб творятся нашими выборами каждого вздоха, каждого шага, каждого жеста. И закрепляются в исторической памяти словами, которые мы говорим Urbi et Orbi о смыслах этих выборов. И потому мы в ответе за сказанное. Перед кем и когда – не знаю. Но убеждён – каждый будет оценен и по своим выборам, и по словам, которыми мы их объясняем.

И ветвления судьбы Жоржа Абрамовича Коваля, которые мне удалось показать в этой книге, подтверждают то предчувствие, с которым я начинал эту работу:

Жорж Абрамович не был ни героическим суперменом, ни удачливым персонажем в спектакле «Жизнь человека». Но смог сыграть свою роль в этом спектакле с потрясающей искренностью:

«Он человек был в полном смысле слова!».[478]

Конечно,