Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев
Проходя, я посмотрел на них и подумал: что с ними будет, когда сюда войдут красные войска и потом, может быть, уселятся на многие годы? Кем тогда будут эти, теперь не испорченные подростки? Будут ли они помнить свое казачье происхождение? И будут ли они одеваться по-казачьи вот так, как одеты теперь? И с какими мыслями они будут вспоминать тогда нас – проходящие теперь кубанские конные полки казаков? И не будет ли тогда для них это как миф или приятный сон?
С этими мыслями я оставил их позади себя. Они продолжали молча стоять и с детским любопытством смотреть на ряды 1-го Лабинского полка, уходящего из их станицы.
На окраине станицы какой-то успенец, у порога дома, седлал своего коня. Жена укладывала ему в переметные походные сумы что-то… Кто-то крикнул ему из ординарцев:
– Скорей выезжай!.. Красные уже в станице!
Казак кивнул, чем ответил, что понял и, дескать, поспешу.
Я не знаю, когда вновь увидела своего мужа-сокола эта молодая казачка, которая так торопливо помогала мужу собираться «в путь-дороженьку»? И увидела ли она его-то потом в своей жизни?.. Может быть, он был убит в следующем же бою?!. Может быть, он ушел с войсками за границу? Может быть, он умер от тоски, и горя, и труда за границей?!.
Это была последняя картинка в моих глазах, и мысли, когда мы покидали «первую станицу» Кубанского Войска и отдавали ее – как и всю Кубань потом – в постоянную власть красного сатанинского правительства.
В станице Дмитриевской
Поздним вечером 10 февраля корпус вошел в станицу Дмитриевскую. Утром 11 февраля приказано двигаться в станицу Кавказскую, в мою родную станицу. Нам это показалось непонятным. Мы оторвались от противника и не знаем, где он.
1-й Лабинский полк прибыл к штабу дивизии и выстроился на улице в ожидании распоряжений. Меня вызвали в штаб.
Вхожу и вижу жуткую картину: временный начальник 2-й Кубанской дивизии, мой старый друг, полковник Кравченко в глубоком расстройстве, даже со слезами на глазах. Такой же вид и у начальника штаба дивизии. Два родных брата, сотники, казаки станицы Новотроицкой, служившие при штабе дивизии – один в должности командира комендантской сотни, а другой – обер-офицера для поручений (забыл их фамилию), стояли тут же в очень сокрушенном виде.
Войдя в штаб и отрапортовав полковнику Кравченко о прибытии с полком, увидев их странный вид, спрашиваю:
– Что случилось, Афанасий Иванович?
– Да разве ты не знаешь, что вся 2-я дивизия разбежалась ночью!.. От обоих Кубанских полков осталось так мало казаков, ушла домой даже наша комендантская сотня. Спроси вот у сотника, командира этой сотни! Ну а твои Лабинцы как?.. Много осталось в полку? – вдруг заканчивает он.
– Да ты што, Афанасий Иванович… рехнулся, што ли? – говорю я резко, совершенно не обращая внимания на старика генерала, его начальника штаба. – Я впервые слышу об этом от тебя… 1-й Лабинский полк ничего об этом не знает. Он весь цел. И в строю находятся все 550 шашек и 8 пулеметов. Полюбуйся на него в окно! – горячо произнес я всю эту тираду слов.
– Да ну?!. Неужели это правда, Федор Иванович? – вдруг радостно говорит он. – Значит, не все потеряно? – спрашивает мой старый друг Афоня.
Я смотрю на всех присутствующих и вижу, что у всех лица просветлели. Весь штаб быстро выходит из дома, садится на лошадей, и мы все вместе выезжаем к 1-му Лабинскому полку. А рядом с ним стоял уже и 2-й Лабинский полк полковника Кротова в 400 шашек, не считая пулеметной команды.
Наш штаб дивизии сразу же ожил. Действительно – от 1-го и 2-го Кубанских полков остались лишь жалкие остатки.
В эту же ночь обессилилась и 4-я Кубанская дивизия генерала Косинова. Большое число казаков 1-го и 2-го Черноморских полков, оставив свои части, ушли на запад в свои станицы. 1-й и 2-й Кавказские полки частью разошлись по своим станицам, но большая часть отошла в Кавказскую, как отдельскую станицу, где, по их мнению, что-то должно случиться… А что именно – они и сами не знали, но знали, что это есть их военно-административный центр всего Кавказского отдела, где еще находилось управление отдела с Атаманом отдела, которое и даст соответствующее распоряжение.
Это, конечно, не было дезертирство казаков в том понимании, как говорит воинский устав и принципы военной службы. Казаки устали от долгой войны, начиная с 1914 года и по сей год включительно. В Гражданской войне, строго говоря, казаки остались одинокими. Крестьянская Россия их, казаков, не поддержала. К тому же «конец» чувствовался ими интуитивно. Но сочувствия большевикам, конечно, не было между ними. Многие потом вернулись в свои полки, а домой они уехали «попрощаться с семьями» – житейски резонно оправдывались многие.
Да что казаки!.. Уехали домой и многие офицеры к своим семьям, как и все остальные «грешные люди». Чувство семьи и судьба своего дома заговорили властно и в сердцах доблестного кубанского офицерства. В корпусе не было и одного командира бригады. Наш командир Лабинской бригады полковник С. так и не появился в ней до самого конца ее существования.
Генерал Косинов, этот смелый, храбрый и умный кубанский казак, он тогда же покинул свою 4-й Кубанскую дивизию и больше к ней не вернулся. Сгорело все Отечество, и сил духовных и воинских уже не стало. Вот и все. И если так думало некоторое доблестное русское и кубанское офицерство, то казаки-земледельцы, с большими семьями, для них чувство «своего дома» было главной и непререкаемой целью жизни. Кубань «догорала», и в ее полымях казаки поскакали хоть еще раз посмотреть на отчий дом и, если нельзя спасти его, лучше уж сгореть там, с ним вместе… Такова была психологическая сторона тех жутких дней.
Штабом корпуса издавался бюллетень, озаглавленный «Официальное Сообщение Командира 2-го Кубанскаго корпуса населению Лабинского и Кавказского Отделов». Издавался он типографским способом и заканчивался подписями командира корпуса генерала Науменко и начальника штаба полковника Егорова.
В «Сообщении № 6» от 15 февраля 1920 года, помеченном станицей Кавказской, о событиях этих дней пишется обстоятельно, но я помещу только короткий абзац, касающийся Лабинцев. Вот он:
«С особым удовольствием я довожу до общего сведения, что 1-й Лабинский полк сохранился в том же блестящем виде, в котором он представился на смотру 27-го января сего года.
В то время, когда Черноморцы, Кавказцы и частью Кубанцы расходились по домам – честные Лабинцы еще тесней сплотились и, в дни всеобщей разрухи, не
