Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков
Для Филиппа наступило время страстей. Он всей душой желает, чтобы жертвенная чаша миновала его, и подумывает об оставлении кафедры и возвращении в родную Соловецкую обитель, куда в январе 1567 года отправляет печальное послание, полное скорбных предчувствий. Но дух в конце концов одерживает в нем верх над слабостью плоти, и Филипп взваливает на себя свой крест: «Учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати об опричнине».
Первое открытое столкновение с царем произошло 22 марта, когда Иван приехал в Москву из Александровской слободы во главе опричного воинства. Опричники, облаченные в черные кафтаны и шапки, держали в руках обнаженные мечи и сабли. Лицо царя выражало еле сдерживаемую мрачную ярость — «едино лицо и нрав имея».
В таком виде царь и опричники вошли в Успенский собор, где Филипп отправлял богослужение. Не стесняясь присутствием в храме множества народа, митрополит смело бросил в лицо царю слова обличения:
О державный царь! Ты облечен самым высоким саном от Бога и должен Его чтить более всего. Тебе дан скипетр власти земной, чтобы ты соблюдал правду в людях и царствовал над ними по закону: правда — самое драгоценное сокровище для того, кто стяжал ее. По естеству ты подобен всякому человеку, а по власти подобен Богу: как смертный не превозносись и как образ Божий не увлекайся гневом. По справедливости властелином может называться только тот, кто сам собою обладает и не покорствует позорным страстям. От века неслыхано, чтобы благочестивые цари волновали свою державу, и при твоих предках не бывало того, что ты творишь: у самих язычников не случалось ничего такого. Прекрати таковое начинание. Надобно царство твое соединять, а не разделять, ибо твоя держава едина. Людей своих устрой в соединении…
Иван резко оборвал его:
— Что тебе, чернецу, за дело до наших царских предначертаний? Того ли не знаешь, что меня мои же хотят поглотить? Ближние мои ищут душу мою и мыслят зло на меня.
— Я точно — чернец, — ответил митрополит. — Но по благодати Святого Духа, по избранию освященного собора и по твоему изволению, я — пастырь Христовой церкви и вместе с тобой обязан иметь попечение о благочестии и мире всего православного христианства.
— Одно тебе говорю, отче святый: молчи и благослови нас действовать по своему изволению, — едва сдерживая ярость, проговорил Грозный.
— Благочестивый царь! — невозмутимо ответствовал Филипп. — Наше молчание умножает грехи души твоей и может причинить смерть.
— Владыко святый! Восстали на меня друзья мои и искренние мои ищут мне зла!..
— Государь, тебе говорят неправду и лукавство. Приблизь к себе людей, желающих советовать тебе добро, а не льстить, и прогони говорящих тебе неправду.
Царь уже не мог далее сдерживаться:
— Филипп! Не прекословь державе нашей, да не постигнет тебя мой гнев, или сложи свой сан.
Митрополит твердо возразил:
— Не употреблял я ни просьб, ни ходатайств, ни мзды, чтобы получить этот сан. Зачем лишил ты меня пустыни? Если для тебя ничего не значат церковные каноны, делай как хочешь.
Царь, сверкнув глазами, вышел из собора.
Через два дня в Успенском соборе была воскресная служба. Царь, облаченный в черное опричное одеяние и с высоким клобуком на голове, снова вошел в церковь с опричниками и, подойдя к митрополичьему месту, на котором стоял Филипп, трижды просил у него благословения. Митрополит молчал и не двигался.
Тогда бояре сказали ему:
— Владыка святый, к тебе пришел благочестивый царь и требует твоего благословения.
Филипп наконец взглянул на Грозного.
— Царь благой! — произнес он. — Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид и изменив свое благолепие? Убойся суда Божьего: на других ты налагаешь закон, а сам нарушаешь его. У татар и язычников есть правда, в одной Русской земле ее нет. Во всем мире можно встретить милосердие — а на Руси нет сострадания даже к невинным и правым. Здесь мы приносим Богу бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем безвинно проливается кровь христианская. Ты сам просишь прощения во грехах своих перед Богом, прощай же и других, согрешающих пред тобою…
Иван сразу распалился яростью:
— О Филипп! Нашу ли волю думаешь изменить? Лучше было бы тебе быть единомысленным с нами!
— Тогда суетна была бы вера наша, напрасны и заповеди Божии о добродетелях. Не о тех скорблю, которые невинно предаются смерти, как мученики: я скорблю о тебе, пекусь о твоем спасении.
Царь, не дослушав, в гневе замахнулся на митрополита посохом и стал грозить ему изгнанием и всякими муками:
— Ты противишься, Филипп, нашей державе? Посмотрим на твою твердость.
— Я пришлец на земле, как и отцы мои, — отвечал митрополит, — и за истину благочестия готов потерпеть и лишение сана и всякие муки.
На этот раз «диспут» закончился полным разрывом. Филипп заявил, что не намерен впредь молчать о царских беззакониях, поскольку молчание его «всенародную наносит смерть». Грозный же, хватив посохом оземь, подвел кровавую черту спору:
— Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете.
На следующий день толпа опричников ворвалась на двор митрополита и схватила четырех его советников и приближенных. Продержав старцев несколько дней в тюрьме, царь велел водить их по улицам и бить железными батогами. Несчастные были забиты насмерть. Одновременно были посажены в тюрьмы, наказаны кнутом и повешены слуги некоторых бояр, стольников и других влиятельных лиц из земщины.
Затем царь с опричниками отправился в пятинедельный поход по коломенским вотчинам Федорова. Служилые люди, челядинцы и дворня опального боярина подверглись беспощадному избиению. Эти погромы объясняются тем, что в основе старорусской морали лежал принцип службы, солидарности хозяина и челяди. Слуги, по сути, рассматривались как продолжение личности господина и поэтому, по понятиям того времени, отвечали головой за его преступление. На крестьян подобные отношения не распространялись, и опричный погром имений Федорова их не коснулся. Зато дворянам
