Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
11 июля 1873 года, среда
На днях последовало второе предостережение «Вестнику Европы».
14 июля 1873 года, суббота
Поводом к предостережению «Вестнику Европы» были две статьи: одна Пыпина, касавшаяся репрессивных мер по цензуре, а другая — «Переделка судебных уставов», в которой излагаются распоряжения министерства юстиции, подрывающие новые суды так, что от них скоро останется одна тень нового их устройства. Вот и благодетельные наши реформы! Суды уже подорваны; Валуев бьется изо всех сил, чтобы освобождение крестьян, попятить сколь возможно больше назад, подчинить их помещикам и т. п. Земские учреждения давно уже в параличе, а печать чуть не в худшем состоянии, чем в николаевское время. И между тем у нас не перестают восхищаться великими благодеяниями, излитыми в последнее время на народ. То ли скажет история?
Впрочем, жаловаться и роптать на это не следует. Всякий народ бывает управляем так, как он заслуживает.
У нас испугались реформ те самые, которые их произвели. Они ожидали, что из реформ возникнет самая порядочная, сообразная с их желаниями жизнь; что нравы тотчас изменятся к лучшему, промышленность и земледелие процветут, богатство потечет по всей стране рекою. Печать только и будет делать то, что восхвалять держащих в руках бразды правления и т. п. Все эти золотые сны не оправдались. То, что веками портилось и извращалось, не может измениться в несколько лет. Главная задача реформ совсем не в том состояла, чтобы насладиться благами, элементы которых в них заключаются, а в том, чтобы положить им основание и сделать эти блага возможными. Словом, реформы имеют в виду не настоящее, а будущее. Поэтому не следует их подкапывать, а обеспечивать их прекрасные последствия, выжидать.
Естественно, что они произвели много такого, чего администрации не желалось, много ошибок, неуменье пользоваться дарованными льготами, даже злоупотребления. Но в высшей степени странно, что этого не предвидели. Следует ли из-за этого возвращаться к прошедшему и парализировать сделанное, лишая его той силы, которая одна в состоянии вывести нас на лучший путь?
16 июля 1873 года, понедельник
Какую цивилизацию мы должны выработать? Или нам придется пробавляться со дня на день и т. д. до бесконечности. Чтобы отражать внешних врагов, у нас достаточно сил, и только. Где у нас залоги нравственного и общественного величия? Мы лишены единства общественного духа. «Мы едим друг друга и от того сыты бываем», сказал человек, который тоже ел других, пока сам не был ими съеден. Нравственность наша скверная: она не поддержана ни сознанием человеческого достоинства, ни религиозными высшими истинами.
17 июля 1873 года, вторник
Приехав из города, я прочитал в газетах о кончине Тютчева. Он скончался в воскресенье, а похороны назначены завтра: приглашают на вынос из квартиры в Новодевичий монастырь в 9 часов утра.
18 июля 1873 года, среда
Глупейшим образом надули меня с похоронами Тютчева. Ровно в 9 часов сегодня я был у квартиры покойного: тут мне сказали, что он давно уже увезен на железную дорогу, чтобы быть оттуда отправлен в Новодевичий монастырь. Я помчался туда и увидел только дым удаляющегося поезда. Со мной приехал туда еще какой-то генерал в полной форме и тоже увидел один дым. Что же мне было делать? Оставалось возвратиться домой, внутренне побранив распорядителей похорон. Так я и сделал. Итак, мне не удалось поклониться праху человека, которого я так любил и который делил со мною одним последние убогие крохи своей жизни.
21 июля 1873 года, суббота
М. И. Семевский сильно просил меня написать в «Русскую старину» что-нибудь о Тютчеве ко вторнику, так чтобы это поспело в книжку, которая должна выйти 1 августа.
23 июля 1873 года, понедельник.
Приготовил статью о Тютчеве, которую завтра в 8 часов утра и возьмет у меня М. И. Семевский, идя на железную дорогу, чтобы отправиться в Петербург.
25 июля 1873 года, среда
Как-то скучно становится бродить по Павловскому парку и видеть одну и ту же пеструю толпу на музыке, даже слушать последнюю.
Только занят тем, что отбиваешься от уныния, близкого к упадку духа, и отстаиваешь в себе идеал нравственного величия, который все еще манит меня к себе.
Как бы мне побольше веры в самого себя!
30 июля 1873 года, понедельник,
Европе, кажется, суждено быть постоянным очагом войн. Вот в настоящее время вопросы, заключающие в себе поводы к неизбежным войнам: восточный вопрос, отторжение от Франции Эльзаса и Лотарингии, антагонизм России и Пруссии, движение славянских племен и ожидающее Австрию разложение, сила католицизма, волнующая народы, борьба пролетариата с существующим общественным устройством, наконец более или менее всеобщее стремление к изменению форм государственного строя. Пламя, возгоревшееся в одном месте, легко может распространиться на далекое пространство.
Большая или меньшая степень восприимчивости открывает в нашу душу и организм доступ вредным влияниям, которые производят разные опасные недуги, нравственные и физические. А восприимчивость зависит от врожденных физиологических причин. В каждом человеке существует предрасположение к известному образу мыслей и поступков. Но образование ума и воли или сила характера могут дать этим предрасположениям направление, уничтожающее их вредные последствия.
2 августа 1873 года, четверг
Прочел доклад валуевской комиссии о состоянии наших крестьян. Это чрезвычайно любопытный акт. Он состоит из данных, которые, кажется, не подлежат сомнению, и составлен тщательно и умно. В этом неотъемлемая заслуга Валуева, хотя и видны тут обыкновенное его виляние то в ту, то в другую сторону и стремление внести в крестьянский мир, помещичий или чиновничий, — и более первый, — регулирующий и направляющий элемент, так как самоуправление крестьян оказывается во многом несостоятельным.
Доклад говорит: состояние крестьян вообще улучшается со времени освобождения их. Однако быт их очень неудовлетворителен, по крайней мере в большей части империи. Главные причины: крайнее невежество их и деморализация, вследствие чего обширные размеры пьянства; потом малость поземельных наделов во многих губерниях и несоответственный им слишком большой выкупной платеж; чрезмерные налоги; почти повсеместные падежи скота, против которых до сих пор не принято никаких существенных мер; общинное поземельное владение с круговою порукою; чрезмерное дробление крестьянских имуществ от разделов семейных и, наконец, дурные крестьянские администрация и суды.
Средства поправить зло: отмена этих причин, а главнейшее — школы; моральное влияние церкви и духовенства; введение технических знаний в круг сельской промышленности; ослабление пьянства посредством внушений крестьянам о его вреде и некоторые другие меры, особенно замена кабаков корчмами, где продавалась бы не одна водка, но и съестное, наконец, подчинение крестьянского самоуправления контролю. Об этом последнем говорится
