Джироламо Кардано. Гений времени и места - Рафаил Самойлович Гутер

Действительно, за три года, с 1540 по 1542 год, Кардано сделал до смешного мало. Он написал всего лишь одно сочинение, имевшее, правда, большое значение для становления его философии, – «О бессмертии души» (1541), «изрядно овладел» греческим, да еще подготовил к печати рукопись «Об утешении». Книга, увидевшая свет в 1542 году в венецианской печатне братьев Ското, разошлась хуже, чем сочинение «О дурных обыкновениях.». В первой книге читателя (особенно непрофессионального) привлекало интригующее название, полемический запал и скандал, разразившийся после ее выхода. Трактат «Об утешении», посвященный моральным проблемам, был лишен этих «достоинств». Правда, переизданный позже Петрейусом, он был принят значительно лучше. Вероятно, его дидактический тон более соответствовал вкусам немецкого, чем итальянского читателя. Затем книга была переведена на многие европейские языки. В Англии перевод был выполнен (еще при жизни автора) неким Томасом Бедингфельдом, «эсквайром, джентльменом-пенсионером Его величества». Некоторые шекспироведы считают, что именно эту книгу держал в руках Гамлет, произнося свой знаменитый монолог «Слова, слова…».

В конце августа 1542 года Викомерато нашел в себе силы отказаться от дорогостоящего удовольствия и даже заставил Джироламо поклясться, что тот никогда не придет к нему в дом с мыслью об игре. Кардано в отчаянии бросился к д'Авалосу: он сопровождал покровителя во Флоренцию в надежде выпросить во время путешествия какую-нибудь милость. Ничего из этого не вышло. Тогда на обратном пути он завернул в Сиену, правителем которой был в то время Сфондрато. Сенатор обещал похлопотать. И действительно, в начале октября Джироламо пригласили в Павийский университет, который в это время находился в Милане, поскольку сама Павия оказалась в зоне активных военных действий. Но так как в Милан приехали не все профессора (часть из них посчитала Пизу более безопасной), то в университете появились вакансии. Одну из них, а именно кафедру практической медицины, сенат университета предложил Кардано. Помимо Сфондрато, его рекомендателем был также профессор Корти. Джироламо к этому времени уже успел рассориться с маститым медиком: «Корти обвинял меня в хищении, так как я отказался возвратить ему залог, который удерживал вместо денег в обеспечение долга, сделанного им без свидетелей». И все же на вопрос сенаторов, сможет ли Кардано заменить его в университете, Корти ответил, что не знает более подходящей кандидатуры.

Signore professore

Кардано с радостью принял приглашение. Он не хотел покидать родной город и, кроме того, натерпевшись бед со вступлением в коллегию, опасался официальных конкурсов. Поэтому простое зачисление в профессора его очень устраивало, тем более что сейчас он особенно остро нуждался в постоянном заработке: Лючия готовилась еще раз стать матерью.

Весь 1543 год Кардано читал лекции по медицине перед почти пустой аудиторией в Милане. Когда в следующем году война отступила от Павии, ему предложили переехать вместе с университетом в этот город. Кардано очень не хотелось покидать Милан, и неизвестно, сделал бы он это, не случись очередное «удивительное событие». В ночь, предшествующую тому дню, когда Джироламо должен был принять окончательное решение, его дом рухнул, уцелела лишь спальня. Восприняв это как предзнаменование, Кардано согласился с предложением сената и занял должность профессора с зарплатой в двести сорок крон в год. Видимо, благодаря лекциям в Милане, несмотря на полупустую аудиторию, Джироламо приобрел некоторую популярность («при моем переезде в Павию многие по собственному желанию сопровождали меня»). И все же он чувствовал себя еще недостаточно уверенно. Вспоминая об этом времени, он писал: «С 1 сентября 1539 года до 1 ноября 1543 года я только и делал, что всячески старался избавиться от происков соперников и заслужить почет» (первая дата связана с зачислением в коллегию, вторая – с окончанием первого академического года в качестве профессора медицины).

Профессорская должность изменила образ жизни Джироламо. «Когда мне приходилось читать лекции – сначала в Милане, а потом в Павии, – я чаще всего читал их рано утром. После того я шел гулять в тени за городской стеной, обедать, а затем занимался музыкой; после этого я шел удить рыбу… потом я занимался научной работой и писал, проводя свои вечера дома». Единственным, что досаждало Кардано в это относительно спокойное время, были болезни. Он страдал геморроем, подагрой, недержанием мочи и грыжей, его мучила бессонница, «повторявшаяся ежегодно и длящаяся около недели весной, летом, осенью и зимой». От нее он лечился воздержанием в пище, «убавляя более чем на половину обычное ее количество», и лекарствами – тополевой мазью, медвежьим салом или маслом из водяных лилий; он натирал ими «семнадцать различных частей тела: ляжки, ступни, шею, локти, запястья, ключицы, сердце, печень и верхнюю губу».

В 1543 году число написанных Джироламо сочинений уже превысило количество прожитых им лет и с этого времени увеличивалось столь стремительно, что нет никакой возможности дать даже краткое их описание. Вот, например, литературная продукция его первого академического года: книга о жизни Галена (осталась незавершенной); трактат о метопоскопии – разновидности авгуральной науки, иллюстрированный собственными рисунками; целый том эпиграмм и поэм, диалоги о сравнительных достоинствах латинского, греческого, итальянского и испанского языков и ряд других сочинений.

Адепт астрологии

В том же 1543 году Петрейус издает в Нюрнберге первое крупное астрологическое произведение нашего автора: «Два Трактата Джироламо Кардано, миланского врача, из которых один – «Дополнение к Календарю», а другой – «О восстановлении небесных времен и движений». Также сорок семь гороскопов, замечательных из-за событий, которые они предсказывают». Книга содержала «Приложение», в котором сообщались практически полезные сведения: как найти полюс, как по наблюдениям определить положения небесных тел и т. д.

Кардано, как и многие его выдающиеся современники (Тихо Браге, Иоганн Кеплер, Николай Коперник, Джордано Бруно, Томмазо Кампанелла и другие), свято верил в астрологические предсказания: «Мне кажется, мы должны признать, что формы и содержание всего живого были уже с самого начала определены влиянием звезд». И далее: «Относительно звезд и их тайной силы, с которой они правят всем происходящим, никто не может сомневаться. Я не могу надивиться тому, что некоторые упускают из вида это влияние звезд. и то Бога, то демона, то случай привлекают как объяснение всех явлений. Если бы злые духи могли производить такие действия, они давно бы уничтожили род человеческий, который они ненавидят». Столь же фатальную роль играли и кометы, появление которых непременно знаменовало начало всевозможных бед для