Секретные коммандос - Джон Л. Пластер
Я сфотографировал ее, затем настало время для минирования. Сначала я отправил Дувра и Джастиса, каждого с двумя ярдами, вправо и влево по тропе в качестве охранения. Затем, под прикрытием Гмиттера, встал на колени и снял панаму, положив ее на тропу. Я использовал свой мачете с бананообразным лезвием, чтобы сгрести в сторону светлую поверхностную почву. Сделав это, я вырыл в темном нижележащем грунте ямку, достаточную, чтобы вместить мину размером с пивную банку, аккуратно ссыпая всю лишнюю почву в свою панаму. Затем я подготовил капсюль-самоликвидатор размером с большой палец, раздавив ампулу с кислотой, чтобы активировать его. При текущей температуре кислоте потребуется около пяти суток, чтобы растворить медную проволоку внутри капсюля и взорвать мину — если слон или солдат NVA не сделают это первыми. Взведя мину, я осторожно поместил ее поверх капсюля-самоликвидатора, затем засыпал более светлым поверхностным грунтом и заровнял, чтобы место выглядело похоже на остальную поверхность тропы. Я убедился, что с любого направления визуально обнаружить мину будет невозможно. Встав, я выбросил излишки земли в джунгли и дал группе знак перестроиться. Не прошло и трех минут. Мы не произнесли ни слова.
Затем мы двинулись дальше, пересекли тропу и поднялись на следующий покрытый джунглями холм.
В тот вечер в сумерках, когда мы сидели на нашей ночной позиции, ковыряя ложками рис — БА-БАХ! — мина взорвалась, звук взрыва эхом заметался между холмов и заставил птиц взлететь. На секунду мы переглянулись, затем вернулись к еде, не радуясь, но и не сожалея, возможно, размышляя про себя: "Слава богу, это был не я".
Еще два дня, и нас забрали. Мы могли сказать опрашивавшему нас, что не обнаружили лагерных стоянок противника, но очевидно, что северовьетнамцы перемещаются через этот район и переправляют снабжение в Южный Вьетнам. И что этот источник в ЦРУ был настоящим.
Две недели спустя РГ "Гавайи" получила срочную задачу с уведомлением всего за сутки до того, как нас вертолетом снабжения перебросили в роту "В" Хэтчет Форс. Люди капитана Маккарли, которые так яростно сражались на Шоссе 165 шестью неделями ранее, перешли лаосскую границу к северо-западу от лагеря Сил спецназначения Бенхет в поисках любых признаков присутствия противника. Они не вступали в контакт, но предполагали, что за ними скрытно следует подразделение противника неизвестной численности. Роту "B" предполагалось эвакуировать через сутки, а мы должны были тайно остаться в надежде устроить засаду на следящих.
Тот день в роте "B" навсегда подтвердил мое желание не служить в Хэтчет Форс. Они там разговаривали — говорили в полный голос — во время операции. Разговор громче чем шепотом заставлял мое сердце колотиться, а дыхание учащаться. Хуже того, они жгли костры для готовки. Это меня чертовски напугало. Мне хотелось закричать: разве вы не знаете, что этот запах будет разноситься по ветру! В конце концов, капитан Маккарли успокоил меня и остальных членов РГ "Гавайи".
Когда на следующее утро вертушки начали вывозить роту "B", Дувр, Гмиттер, Джастис и я спели им на прощанье песню Роя Роджерса и Дейла Эванса "Счастливого вам пути". Мы тоже не шептались. Но двадцать минут спустя шум вертушек и самолетов стих, так что мы вернулись к тишине и скрытности, укрывшись возле LZ в надежде устроить засаду на следящих за нами солдат NVA. Никто не появился.
Мы проторчали в том районе большую часть дня, и в течение следующих четырех дней прошли по протянувшемуся с севера на юг хребту, являвшемуся границей Вьетнама и Лаоса. Наш переход не дал никаких полезных разведданных — лишь тот отрицательный результат, что там не было солдат NVA. За два года, что я занимался разведкой, это был всего лишь второй раз, когда я не обнаружил никаких признаков присутствия противника на цели.
Уставший, с болью в спине, когда наш вертолет приземлился на вертолетке CCC, я с нетерпением ждал холодного пива, а затем горячего душа, но никак не ожидал того, что увидел рядом с нашим "Хьюи". Там, рядом с Первым сержантом разведки Гейнусом, раздававшим холодное пиво, стоял Боб Ховард. Когда наши взгляды встретились, Ховард выдал свой фирменный прищур и ухмылку "да ладно". Мы пожали друг другу руки. "Ну, мои глаза не обманули", — сказал Ховард, — "это действительно ты. Джон, не могу поверить, что ты все еще здесь".
Вместо холодного пива Ховард предложил мне "пятую"[74] Джек-Дэниэльса. Я отхлебнул и вернул обратно. Лучшей родниковой воды я еще не пробовал. И никогда я не был так счастлив. Виски был хорош, но увидеть Боба Ховарда, черт возьми, это было потрясающе. Я познакомил его с Дувром, Джастисом и Гмиттером.
Затем я заметил, что его сержантские нашивки исчезли, сменившись планкой первого лейтенанта на воротнике, прямое производство в чин. Я встал по стойке смирно и отдал ему честь, я так им гордился. Ховард ответил на мое приветствие, хотя позже признался, что ему было неловко быть "остриженным"[75] лейтенантом, и он с нетерпением ждал, когда станет капитаном. Как наш новый командир разведроты он был на капитанской должности — но ему больше никогда не разрешат отправиться на задачу. Его представление к Медали Почета было утверждено, он лишь ждал церемонии у президента Никсона, где-то в ближайшие четыре или пять месяцев. Ему не нравилась эта цена славы — не участвовать в боях — но он решил, что, по крайней мере, сможет провести эти месяцы здесь, с нами, в Контуме.
Он шел с нами от вертолетной площадки. Я рассказал ему о том, как нашел тропу и установил мину. Он спросил: "Джон, сколько у тебя выходов?" Я не мог сказать, не считал. В конце концов, мы подсчитали: я побывал на двадцати двух выходах в тыл противника в Лаосе и Камбодже, возглавляя четыре разные группы, плюс еще семь или восемь коротких операций в Южном Вьетнаме.
Тем вечером я провел полчаса в душе, позволяя горячей воде массировать мою спину, пока я выпил два пива. Жизнь была хороша.
Несколько дней спустя, будучи на паузе, я шел по территории, когда встретил Ларри Уайта, бывшего Один-Ноль РГ "Гавайи", а ныне Наездника Кови.
Он улыбнулся. "Да, Пластикмен, ты же знаешь, что
