Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков
В будуаре королевы было много служанок, сама Стефания де Лампрон сидела у окна и вышивала. Как только появился граф, королева отпустила всех, оставшись с графом наедине.
– Мне сказали, что вы больны? – с тревогой произнес Роберт д'Артуа.
– Да, я больна, Роберт. Очень больна. Смертельно больна.
– Зараза добралась и сюда. О, как мне жаль, ваше величество! Чем я могу вам помочь? Может быть – лекаря? У моего брата хорошие лекари.
– Никакие лекари не смогут меня вылечить, Робби. Я заражена самой сильной болезнью на свете – любовью.
Роберту стало душно. Эта навязчивость королевы Кипрской всегда его утомляла.
– Я думал, вы действительно больны. Если это не так, то мне надо идти. Извините, ваше величество.
– Останься, Робби, прошу! – Лицо королевы, с черными волосами, черными бровями и большими темными глазами, исказила гримаса отчаяния, и оно сразу постарело. – Я знаю, ты хочешь уехать из Никосии, прочь от болезней, и это правильно. Но я… Я остаюсь здесь и, думаю, тебя больше не увижу. Прошу, не надо говорить мне «ваше величество», говори мне, как раньше – Стефания, моя Стефа… Скажи, умоляю.
– Моя милая Стефа, – нежно произнес граф, – наша история не могла быть долгой. Ты сама это знала. Я женат, и ты замужем. Мы были вместе счастливы в те минуты, что вырвали у судьбы. Мы дали друг другу много, мы оставили друг другу частичку себя. И мы никогда не забудем этого. Но жизнь идет, и я должен следовать иным путем. Возможно, при других обстоятельствах, если бы мы могли встретиться раньше, я был бы счастлив назвать тебя своей женой, но теперь пора расстаться.
Роберт д'Артуа подошел к Стефании, по лицу которой мгновенно заструились слезы, и губы скривились от душевной боли. Он обнял ее, несмотря на то что понимал – за ними могут подсматривать. Но графу было все равно. Если у короля кипрского возникнут к нему вопросы, он с легкостью даст за все ответ.
– Все, прощай, моя Стефа, ты навсегда останешься моей, несмотря на твое замужество.
Королева разрыдалась так горько и отчаянно, что графу пришлось поддержать ее, иначе она бы упала.
– Я так люблю тебя, Робби, что умру от горя. Я не смогу жить без тебя! Когда ты будешь сражаться с сарацинами, узнавай обо мне. И в скором времени ты услышишь, что сердце твоей Стефы перестало биться… Как бы я хотела иметь от тебя ребенка! Но Бог не дает мне дитя!
Роберт д'Артуа за эти слова поцеловал Стефанию де Лампрон так сильно и при этом так нежно, словно она была не земным существом, а ангелом, поцеловал ее глаза, чувствуя соленые слезы, а потом решительно повернулся и ушел, не в силах больше оставаться с королевой.
– Луи, тебе не нужно встречаться с этой дамой! – решительно сказала взволнованная Маргарита, загораживая мужу выход из их спальни.
– Я должен, Марго! Не перечь, пожалуйста.
– Но она может быть больна! Ты хочешь заразиться и меня заразить?
– Да, опасность есть, но не больше той, когда я навещаю брата Карла. А госпоже Иоланте требуется моя помощь. Если бы я умер и у тебя не было бы средств отвести меня во Францию?
– Не говори глупости, Луи.
– Ты же отправилась со мной, любимая! Вот и Иоланта не смогла расстаться с мужем ни в походе, ни в смерти. Это мой долг как короля и рыцаря помочь даме.
Людовик вышел из замка один. Снаружи у ворот стояла повозка, на ней большой деревянный гроб, в котором содержался другой гроб, поменьше, тщательно просмоленный. Возница на козлах не узнал короля, так как Людовик был просто одет, без короны. Рядом с повозкой находилась маленькая женщина в чепце, сером платье, с осунувшимся серым лицом и почти бескровными губами. В ней с трудом угадывалась некогда блестящая сеньора Иоланта де Шатильон, дочь графа де Сен-Поля, грозы катаров. Три десятка человек – рыцари, слуги, копейщики стояли чуть поодаль.
– Ваше величество, какое счастье, что вы решились на встречу со мной! – Иоланта склонилась перед Людовиком в реверансе.
– Не стоит, сеньора! Не надо поклонов. Я вижу, вам тяжело после болезни!
– Благодарю вас, государь. Мой муж – Аршамбо де Бурбон – умер несколько дней назад, его родственники разъехались по острову, когда началась эпидемия. Тело мужа забальзамировали, я хочу отвести его домой, похоронить в семейном склепе.
Иоланта ласково погладила доски гроба, еле сдерживая слезы.
– Но у меня мало денег, ваше величество. Вот эти люди, они все служили моему мужу, они тоже вернутся домой. Надо нанять корабль…
– Ни слова больше, глубокоуважаемая сеньора де Шатильон де Бурбон. Я слышал о вашем горе и скорблю вместе с вами о вашем муже. Я сразу все понял, когда мне сообщили, что вы просите меня об аудиенции. Простите, что не могу встретить вас, как полагается королю, – сами знаете, какие сейчас времена, все боятся заразиться. Вот деньги! – Король протянул туго набитый кожаный кошель, расшитый золотыми лилиями.
Иоланта де Шатильон взяла деньги из рук короля и заплакала.
– Я буду молиться за вас, ваше величество!
– Молитесь не за меня, а за успех нашего похода, в который верил ваш муж. Есть ли у вас сын, что унаследует титул и земли отца?
– Увы, государь, нет, только две дочки.
– Пусть Бог поможет вам вернуться на родину к дочкам. Пусть дочки помнят храброго отца Аршамбо де Бурбона, и я буду его помнить!
Нежные розовые цветы наполняли свежий мартовский воздух запахом цветущего миндаля. Сочная зелень уверенно встающих к солнцу трав, радовала глаз и сглаживала мысли. Вокруг Никосии густо зацвели маки, а в горах красные лютики. Ветер приносил мысли о юности, любви, надеждах, кораблях и странствиях, а также о войне, готовой начаться вот-вот. И алые цветы в полях и горах как бы намекали о самой давней жажде человека – жажде чужой крови.
К Кипру шли венецианские, генуэзские, пизанские корабли для перевозки тысяч людей к берегам Египта. Армия французских крестоносцев, зазимовавшая на острове, начала собираться, как отдельные ручьи – мощные, резвые, смелые, устремляются навстречу из разных теснин и оврагов, чтобы слиться вместе, сплотиться,
