Ни единого шанса - Ксюша Иванова
И уже в душе до меня вдруг доходит! Я сейчас собирался сделать то же самое, что и тот похотливый козел, который получил в глаз моим князем…
16 глава. София
Он хотел меня поцеловать! Не верю себе! Я ошиблась! Это невозможно совершенно!
Нет, в принципе, это возможно — в колледже были парни, которые предлагали мне встречаться, да и в школе были такие. Но Ванечка! Это, как если бы Брэд Питт обратил внимание на кассиршу в магазине!
И этого никак нельзя было допустить! Никак! Потому что… Зубы не чищены, лицо неумытое, волосы не расчесанные! А ещё я в маминых старых штанах и пижамной футболке! О, ужас! Стоило вспомнить об этом, как в лицо тут же ударила волна жара, и я прямо-таки физически ощущала, как медленно становлюсь красной, как рак.
Встречаемся глазами и, словно оттолкнувшись, отводим взгляды в стороны. Он теперь совсем другой — словно в первый раз меня видит! И нет больше в его глазах того призывного восхитительного огонька, который я видела по отношению в себе до этого!
— У меня душ в комнате, — окончательно выбивает меня из равновесия он. — Я могу тебе дать свою одежду.
О, нет! Только не это! Лучше бы я умерла! Просто выпусти меня из своего дома и всё! Иначе я точно от стыда сгорю! Печатать не могу, потому что все связные мысли разбежались из головы. Но всё-таки тянусь к ноутбуку:
— Просто выведи меня из дома и забудь, что ты меня видел!
— Тебя забудешь, как же, — недовольно бурчит он. — С таким тесаком опасно одну отпускать — увидят менты, загребут, как пить дать! А не заметить такой инструмент, просто невозможно! Я переоденусь сейчас и отвезу тебя, куда скажешь.
Когда он уходит, прихватив из шкафа, где всё аккуратно по полочкам разложено, джинсы и футболку, я начинаю лихорадочно приводить себя в порядок — пальцами расчесываю волосы, потом заплетаю их в косу — лучше так, чем растрепанной быть. Надеваю куртку, наброшенную вчера вечером на спинку стула. Застилаю покрывалом, которым он меня укрывал, постель.
Вот я идиотка! Такой парень поцеловать хотел! Но нет же, у Сонечки, какие-то глупые причины нашлись, чтобы оттолкнуть, чтобы не подпустить! Но, с другой стороны, ему-то что — поцеловал и забыл, а мне-то потом всю жизнь с этим воспоминанием жить! Безо всякой надежды на повторение!
Возвращается — молчаливый и хмурый. Не глядя на меня, достаёт из шкафа мои ботинки и свой рюкзак. Ботинки ставит передо мною на пол. Потом молча достает из ящика шкафа чистые, с бирочкой даже, носки, кладет мне на колени. Мне что, сейчас обуваться? Или он просто хочет сказать, что я должна их нести обувь к выходу, надев носки? Нет, по полу я в них точно не смогу… Умирая от смущения, все-таки натягиваю его белоснежные носки.
В рюкзак, выложив оттуда часть учебников и засунув какие-то другие, он кладёт и мой нож. Хочется спросить его о том, где учится, о родителях, наличие которых в доме я чётко определяю по звукам голосов где-то вдали, за пределами комнаты Ванечки. Но я спросить не могу, а он, похоже, обижен — даже не смотрит в мою сторону!
— Пошли! — командует мне, и я срываюсь с места, застегивая куртку и хватая с пола ботинки.
Ох, как же не столкнуться с его родителями! Может, он сможет меня как-то…
— Доброе утро, сынок! — из комнаты в коридор, куда вышли мы, шагает очень красивая чуть полноватая женщина с аккуратно уложенными волосами до плеч. — Ой!
Она застывает в шаге от Ванечки, успев даже протянуть в его сторону руки — наверное, чтобы обнять. Ну, ясно — меня заметила!
— Доброе утро, мамуль! — он, как ни в чем не бывало, целует её в щеку. И так, словно делает это каждое утро, говорит. — Это — София. София, это — моя мама, Людмила Васильевна. Мам, как отец?
— Хорошо отец, — из-за спины Людмилы Васильевны вдруг появляется высокий седой мужчина, очень похожий на Ванечку… Точнее, похоже, наоборот… Ванечка на него очень похож. — Ого! Да у нас гости! Приглашай свою девушку к нам завтракать!
"Нет-нет", — шепчу, мотая из стороны в сторону головой и сгорая от стыда за свой внешний вид и еще за то, что не могу ответить так, как положено. Представляю, какой оборванкой я им кажусь — они с иголочки все… Дом шикарный просто… Я в таких и не была никогда.
— Мам, мы поедем, ладно?
— Может, с собой бутерброды возьмете? — Людмила Васильевна то и дело посматривает в мою сторону — такую страшную девушку она, наверное, рядом со своим красавчиком-сыном никогда еще не видела! Боже мой! Она же сейчас думает, что ночью я и он… Меня бросает в жар, хочется от стыда провалиться под пол, под землю, куда угодно, лишь бы подальше отсюда!
Ловлю странный Ванечкин взгляд, который на некоторое время задерживается на мне. Потом он отвечает матери:
— Да, давай. И пару йогуртов питьевых кинь в пакетик.
Я обуваюсь у выхода и краем уха слушаю удивительные разговоры, доносящиеся из комнаты, которая, судя по всему, служит семье Ванечки кухней.
Ванечка:
— Пап, ты на работу, что ли, собрался?
Его отец:
— Естественно. У меня сегодня, между прочим, операция грудничку на сердце. Там ситуация такая, что никому доверить не могу…
Ванечка возмущённо:
— Тебе ж на обследование нужно!
Его мать:
— Скажи, скажи ему, сынок! Совсем о своем здоровье не желает позаботиться!
Отец со смехом:
— Напали вдвоём на одного беззащитного несчастного человека! Изверги!
И что-то там ещё говорят… Что я не могу. Не хочу слушать. Я завидую. Позорно завидую чёрной завистью красавчику Ванечке. И вовсе не потому (ну, разве что самую малость!), что у него есть деньги, красивый большой дом и собственная машина, а тому больше, что у него есть мама и папа. И с ними можно шутить. И о них можно заботиться и переживать. И их можно любить…
17 глава. София
Едем молча. Мне дико неловко. Пожалуй, за все время нашего знакомства настолько неловко не было!
