Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич
У Миши есть и мама, и папа, и бабушка, а разве ему так хорошо и радостно дома, как ей?… Никогда раньше ей и в голову не приходило, как много сделал для нее дед. И только теперь…
Иван Тимофеевич неторопливо вошел в комнату. Остановился. Оля быстро повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Она знала, что виновата перед дедом, и готова была выслушать все. Но Иван Тимофеевич молча сел к столу и достал трубку.
— Деда, что ж ты меня не ругаешь? — спросила Оля.
— А когда я тебя ругал? — негромко проговорил Иван Тимофеевич.
— Но ведь я… — Оля замолчала.
Иван Тимофеевич взял ее за руку и посадил рядом с собой.
— Не будем больше об этом, Олек. Ты сама обо всем подумай. Ты взрослая девушка. Вероника Александровна во многом права… Подумай.
— Хорошо, деда. Только я уже думала. Нехорошая я была, недобрая… Но ты увидишь, я буду много, много учиться, и работать буду… И когда я вырасту, все скажут — это деда сделал ее такой.
Иван Тимофеевич отвернулся к окну за табаком, хотя его алюминиевая коробочка была полна и лежала перед ним на столе.
— Больше никогда тебе не будет за меня стыдно, — тихо закончила Оля.
— Мне не было стыдно за тебя, Олёк.
Иван Тимофеевич положил свою широкую ладонь на Олину руку. И она щекой прислонилась к его плечу.
— Я больше не буду целыми днями с мальчишками по порту бегать… Я тоже могу все так быстро выучивать, как Семен.
— Ну, вот и хорошо, девочка. А теперь и алей-ка мне чайку такого, как я люблю.
Оля побежала в сенцы, принесла чай и тарелку оладьев.
— Вот и оладьи такие, как ты любишь, — улыбаясь, сказала она.
— Уже успела приготовить? А где же ты муку и все остальное раздобыла?
— У хозяек об этом не спрашивают, деда. Ты перед дежурством хорошо поешь.
Эти два дня, пока Оли не было, Вероника Александровна ничего не готовила и ставила на стол только консервы, которые привезла с собой. Теперь в сторожке все было, как прежде.
Оля проводила деда на дежурство и, возвращаясь назад, решила зайти на «Труженик моря», ведь Алексей Петрович ее приглашал. И Славу надо проводить в первый рейс. Все моряки любят, когда их провожают.
Оля поднялась на судно, поговорила с вахтенным. Значит, правда: «Труженик моря» идет в Индию. Какой интересный рейс! Славка счастливец!
По крутому внутреннему трапу она спустилась в жилые помещения. Застекленная дверь в кают-компанию была открыта. Оля сразу же увидела портрет отца среди других портретов. Это была не обычная фотография. Его сняли, видно неожиданно. Волосы чуть-чуть взлохмачены ветром. Он заводит на кнехтах трос и смотрит на Олю живыми смеющимися глазами…
Каждая черточка его лица была знакома. И улыбка, и прищур глаз… Когда-нибудь он вернется и снова она увидит его улыбку… Когда-нибудь?… Нет, этого уже не случится. Зачем думать о том, чего не может быть. Не вернется он. Никогда не вернется…
Долго стояла она у портрета отца. Ударили склянки, а она все ие могла отойти…
Вдруг Оля услышала за спиной чье-то дыхание и обернулась. Позади нее стоял Слава. Брови его были сдвинуты, губы крепко сжаты.
Она взяла его за руку. Он тихо сказал:
— Даже фотографии нет…
Потом они вышли на палубу. Небо было высокое и черное. Небо, как море, оно даже ночью не бывает одинаковым.
— Пришла тебя проводить, — сказала Оля.
— Я не думал…
— И встречать буду.
— Ты даже не знаешь…
— Знаю…
Она смотрела на небо, где у самого горизонта мягким пламенем горела большая голубая звезда. Она всегда первая зажигается вечером на еще синем небе, словно огонь далекого маяка.
— Расскажешь, какой он — Южный Крест и расскажешь об океане… об Индии…
Оля положила локти на фальшборт.[21] Ветер то приподнимал тонкие пряди ее коротко остриженных волос, то прижимал к виску.
Слава стал смотреть вниз в воду. Она была черная, беспокойная, как мир, захлеснутый злобой и чернотой преступления Савельева. И кажется — море всегда будет таким, мрачным, холодным… А ведь утром встанет солнце, прогонит тьму и вода будет золотой и зеленой, и такой прозрачной, что каждый камешек увидишь на дне.
— Мечтаешь?! Конечно! Впереди Индия… — негромко сказала Оля.
— Я не о том… Все хочу тебе рассказать как было… Но… не умею…
— И не надо. Не надо.
Серые глаза Славы казались черными под широким размахом бровей, и лицо стало другим, как будто тоньше…
Тишину ночи нарушил мерный гул. Мелко задрожала под ногами палуба. О, Оля знала, что это такое, — включили двигатели.
— Ну, прощай, Слава, счастливого плавания!..
…Рассвет Оля и Иван Тимофеевич встретили в море.
— Попался, лобатый! — басил Иван Тимофеевич выхватывая из воды обалделого толстого «кнута».
Оля бросила его на дно шлюпки. Там уже бились несколько крупных бычков… А Славка увидит летающих рыб… Увидит коралловые атоллы, острова, на которые, может быть, не ступала нога человека. И черных альбатросов, и джунгли… Увидит, как играет красками океан…
И она тоже увидит океан. Может, для этого и не придется прятаться в трюме. Кто знает… Ведь то, что впереди, — оно, как море, — без конца и края и столько в нем неожиданного… Она еще увидит свой океан…
У борта «Чайки» едва-едва плескалась утренняя волна — не смолкает прибой… Никогда не смолкает прибой…
И ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЛОВ
Творчество Анастасии Антоновны Зорич тесно связано с морем.
И в этом нет ничего удивительного — она родилась и живет в Одессе.
С морем связаны первые детские воспоминания, первые мечты. Море завоевывает душу будущей писательницы.
У причала часто встречает она отца — капитана дальнего плавания. Затаив дыхание, слушает рассказы моряков. И кто знает, что виделось ей тогда — дикие заросли джунглей или голубые просторы океана, шумные пестреющие рекламы города или выжженные солнцем пустыни?
Скорее окончить школу и обязательно плавать. А пока — не джунгли, не лагуны, а рейсы в Батуми, Поти — в качестве пассажира.
Наконец, окончена семилетка.
" alt="Анастасия Зорич - Тайна золотых актиний">