Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич
— Ну, что ж, Олёк. Ехать надо, и ты, конечно, сделаешь так, как я тебя прошу, — после продолжительного молчания сказал Иван Тимофеевич.
— Я тебе мешаю? — высоким, готовым вот-вот сорваться голосом спросила Оля.
И так как старик молчал, она опять спросила:
— Деда, а ты? Как же ты без меня будешь?
Она забыла, что дед может увидеть слезы, и обернулась, посмотрела на него долгим, долгим взглядом. В нем было и недоумение, и горе.
Может быть, еще минута — и старик не выдержал бы этого взгляда и сказал бы, что ехать не надо, что лучше остаться вместе, но тут вошла Вероника Александровна.
— Мику я отправила за хлебом, — сказала она. — Надеюсь, раз он пошел один, с ним никаких приключений не произойдет.
Теперь Оля поняла, зачем Вероника Александровна так рано ушла и увела с собой Мишу. Значит, не случайно, не просто так, заговорил об отъезде дед. Все у них заранее решено и обо всем они условились. И про нее дед говорил, как про чужую. Зачем он так?… Оля взглянула на деда, но он опустил глаза и торопливо стал набивать трубку.
— Деда, а что я там буду делать?
— Учиться, — ответила Вероника Александровна. — Потом ты сама будешь смеяться, вспоминая, как не хотела ехать со мной и с Микой.
Но Оля как-будто не слышала того, что ей говорили.
Глядя на Ивана Тимофеевича, она негромко спросила:
— А если я не поеду?
— Этого быть не может. У Ивана Тимофеевича с тобой слишком много хлопот, — опять вместо старика ответила Вероника Александровна. — Он пожилой человек, ему пора отдохнуть… А летом, если ты, конечно, захочешь, сможешь к нему приехать. Не так ли, Иван Тимофеевич?
Старик кивнул. Ио Оля не поняла, к чему относится этот кивок. К тому ли, что летом она может приехать или к тому, что сначала говорила Вероника Александровна. Она подошла к нему близко-близко.
— Деда, я правда тебе мешаю? Ты хочешь, чтобы я уехала?
В комнате стало совсем тихо. Только откуда-то из порта доносился приглушенный рокот лебедки. Трудно было Ивану Тимофеевичу сказать то, что он должен был, по его мнению, сказать ради счастья внучки и чего гак боялась Оля.
— Я хочу, чтобы ты уехала, — очень медленно и очень тихо ответил Иван Тимофеевич.
— Ой! — негромко вскрикнула Оля и, ничего не видя, бросилась во двор.
Николай Степанович, который как раз в это время подошел к дому, с удивлением посмотрел ей вслед. Куда бежит Оля, зачем так торопится к разрушенному причалу?
Уж не обидела ли девочку неприятная старуха, которая у них гостит? Покачав головой, Николай Степанович вошел в комнату.
Поздоровавшись, он предупредил, что зашел на несколько минут.
— Может, чайку выпьете? — спросил Иван Тимофеевич, хотя время было обеденное. Он старался подавить в себе волнение и, когда гость отказался от чая, опять невпопад спросил:
— Ну, а кран? Что он, в порядке?
— Работает. Сюда ведь слышно. — Николай Степанович внимательно взглянул на старика, потом на Веронику Александровну, которая подпиливала ногти и, казалось, была очень поглощена этим занятием.
«Да, что-то неладно в этой семье», — подумал он и сказал:
— Крану ничего не сделалось, хотя в море их штормяга прихватил и волны гуляли по палубе.
— Алексей Петрович хороший мореход, — проговорил Иван Тимофеевич.
— Это верно… Так я по поводу вашего напарника Савельева, — заговорил Николай Степанович. — Вашего маячника. Ходили по тому адресу, который у нас значится, а он там всего две недели жил и съехал. Сообщили, конечно, куда надо. Если он на маяке появится, скажете.
— После того, что он сделал, пожалуй, не появится, — Я тоже так думаю. На всякий случай предупреждаю. Его надо задержать…
— И для чего он пакость такую сделал? — в раздумье спросил Иван Тимофеевич.
— Думаю, со злости! Узнал, что им стали интересоваться, вот на прощание и устроил такую штуку.
— Никак не верится, что человек может пойти на такую подлость.
— Эх, дорогой мой Иван Тимофеевич, много еще ползает всякой гадости! Недаром они так с этим толстомордым Хорьком сдружились.
— С каким Хорьком? У которого будку перевернули? — заинтересовалась Вероника Александровна, перестав подпиливать ногти.
— Да, про этого самого и идет речь, — подтвердил Николай Степанович.
— Так что, его не выпустили? — спросила Вероника Александровна с тревогой. — Я ведь ему деньги на духи дала. Коробку пудры он мне достал, а еще взял деньги на чулки и помаду. Как же теперь будет с деньгами? Я этого так не оставлю.
— Правильно, не оставляйте! Вот и выступите на суде свидетельницей, — посоветовал Николай Степанович. — За спекуляцию и за контрабанду его по головке не погладят.
— Нет уж, увольте. Бог с ними, с деньгами, но я в эту грязь лезть не желаю. — И Вероника Александровна снова занялась ногтями.
— Значит, вам все равно — получит он по заслугам или нет? — возмутился Николай Степанович.
— Пусть он получает по заслугам, но я должна остаться в стороне.
— Да. Ясно, — усмехнулся Николай Степанович и, повернувшись к Ивану Тимофеевичу, заметил: — Переволновались вы, наверное, сильно. Я так себе места не находил, чуть сам на маяк не побежал.
— А если бы что-нибудь с «Тружеником моря» случилось? — подавляя вздох и думая о своем, проговорил Иван Тимофеевич.
— Этого Савельеву только и надо… Но далеко ему не удрать, поймают!.. Вас, Иван Тимофеевич, просил начальник порта зайти.
— Пойдем. Вот только китель надену.
— Если встретите Мику, — проговорила Вероника Александровна, когда старик выходил с Николаем Степановичем, — скажите, чтобы поторопился. Я жду.
У дверей сторожки стояла Оля с опухшим от слез лицом. Она хотела увидеть деда одного. Может, он передумал — и она останется дома?…
Старик знал, почему ждет его девочка, знал, что она хочет услышать. Во время разговора с Николаем Степановичем немного притупилась боль предстоящей разлуки, и вот теперь он подумал: «Завтра в это время Олёк будет далеко…»
Крепко стиснув зубами трубку, он хотел пройти мимо нее. Но Оля взяла его за руку и совсем тихо спросила:
— Деда, что же мне делать теперь, деда?
Собрав последние силы, старик не глядя на нее, сказал:
— Поди, готовься к отъезду…
«Так вот оно что! — подумал Николай Степанович, — Старуха увозит девочку! Видно, уговорила старика. Ну, что ж, по дороге поговорим и об этом»,
— До свиданья, Оля, — ласково сказал Николай Степанович.
— До свиданья, — ответила Оля.
Она повернулась, постояла у двери и медленно вошла в дом. Раньше, даже тогда на причале, она плакала от обиды, от горя, но все еще не верила, что это может случиться. Конечно, деда раздумает. За что