Не дрогни - Стивен Кинг

– А теперь те мужчины, у кого был аборт, держите руки поднятыми. У кого не было – опустите.

Больше смеха. Большинство женщин аплодируют, когда все мужские руки опускаются.

– Что, ни одного? Вау! Ну ничего себе, святые джиперы!

Общий смех. Корри слышала эту разогревающую речь уже много раз.

– А теперь давайте подумаем, кто у нас в Небраске законы пишет? Я имею в виду это в контексте решения по делу Доббс, после которого регулирование абортов вернули штатам. В Небраске лимит – двенадцать недель. Семьдесят два процента законодателей, которые приняли этот закон, – мужчины, которые никогда не стояли перед выбором, делать аборт или нет.

– Божий закон! – выкрикивает кто-то с задних рядов зала.

Кейт даже не моргает. Она никогда не теряется.

– А я и не знала, что Бог был избран в Законодательное собрание Небраски.

Это вызывает волну аплодисментов. Корри всё это уже слышала раньше, и, поскольку сегодня ей не предстоит выходить на сцену – Кейт будет одна, как они обе и предпочитают, – она направляется в гримерку, чтобы сделать несколько звонков. Надо развязать пару узелков перед следующим городом.

Их нынешний охранник устроился в углу гримерки и откусывает что-то с одной из многочисленных тарелок с угощениями. Это заместитель шерифа округа Дуглас по имени Хэмилтон Уилтс. («Вы, дамы, можете звать меня Хэм.») Корри знает, что сейчас не принято называть полных людей толстыми, но глядя на Хэма Уилтса, она невольно вспоминает, как её отец, кивая в сторону таких, обычно бормотал: «Вон идёт ходячее сырное колесо».

На экране телевизора в гримерке показывают Кейт на сцене – она шагает взад-вперёд, входит в раж, свидетельствует, – но звук выключен, а Уилтс читает детектив в мягкой обложке. Помимо закусок, на длинной стойке под тремя зеркалами для грима стоит столько букетов, что они уже начинают тесниться. Большинство – от разных женских организаций, самый большой – от той, что спонсирует сегодняшнее выступление. Цветы и угощение были здесь заранее. Но теперь на стойке появился и белый конверт. Новый. Корри берёт его в руки. В левом верхнем углу написано: «Из офиса мэра Жан Стодарт». Адресован от руки: «Г-жа Кейт Маккей и г-жа Коррин Андерсон». Если бы не то, что случилось в Рино и Спокане, Корри бы вскрыла его без раздумий и просто оставила открытым на стойке, чтобы Кейт мельком глянула, когда закончит своё сегодняшнее выступление (иначе и не назовёшь). Но Рино всё-таки было. И та фотография с угрозой тоже была. Поэтому у Корри срабатывает внутренняя тревога. Возможно, глупо, но пальцы будто ощущают что-то выпуклое на дне конверта. Может, просто тиснение на открытке, но всё же…

– Офицер Уилтс… Хэм… кто это принёс?

Он отрывается от книги.

– Один из билетёров. Мисс Маккей уже заканчивает?

– Пока нет. Ещё минут двадцать, не меньше. – Корри делает паузу. – Это был мужчина или женщина?

– Что?

– Билетёр, который это принёс. Мужчина или женщина? – Она поднимает конверт.

– Кажется, девушка… но я особо не разглядывал. – Он поднимает свою книгу. На обложке – испуганная женщина. – Я как раз на том месте, где выясняется, кто убийца.

«Ты обязан был заметить, чёрт возьми, – думает Корри. Это, чёрт побери, твоя работа – замечать… ты… ты сырное колесо». Вслух она, конечно, никогда бы такого не сказала – ни за что. Равно как и Холли. Хэм Уилтс возвращается к своей книге. Корри начинает рыться в ящиках гримёрки. Она находит старую косметику, бюстгальтер и полрулона «Тумса», но не то, что ей нужно.

– Офицер Уилтс.

Он поднимает голову и закрывает книгу. В её голосе что-то изменилось.

– У тебя есть маска? Медицинская. От ковида. Этот конверт… скорее всего, всё в порядке, но нам уже поступали угрозы, и в Рино…

– Я знаю, что случилось с вами в Рино, – говорит он, и теперь в его голосе появляется серьёзность. Она отражается и на лице. Корри кажется, будто мельком увидела, каким был Хэм Уилтс тридцать лет и тридцать штанов назад. – Дай-ка сюда.

Она протягивает конверт.

– Я чувствую, что там что-то внутри. Возможно, просто тиснение на дорогой открытке, но оно как будто сдвинулось, когда я надавила…

Он хмурится.

– Здесь что-то не так.

– Что?

– Фамилия мэра. Она не Стодарт. Она Стотерт.

Они смотрят друг на друга. На экране телевизора, без звука, Кейт делает свой фирменный жест «давай, давай», и Корри едва слышит аплодисменты.

Кажется, будто они доносятся из какого-то другого мира. У Уилтса нет обычной маски от ковида, но он привёз их на мероприятие в полицейской машине, и у него есть несколько так называемых «наркотических» масок – респираторов N95, которые офицеры надевают, если задерживают подозреваемого с запрещёнными веществами. Уилтс рассказывает Корри, что у них были случаи, когда офицеры теряли сознание после вдыхания кокаина, смешанного с фентанилом или героином, из порванного пакетика.

Он протягивает ей маску и говорит:

– Лучше перестраховаться.

Корри надевает маску. Она не может сказать наверняка, но, глядя на монитор, догадывается, что Кейт начала блок «вопрос–ответ» и готова осыпать отточенной насмешкой любого, кто посмеет не согласиться с её взглядами на политику и феминизм… которые для Кейт – одно и то же. Уилтс, всё больше напоминая настоящего полицейского, аккуратно вскрывает конверт по верхнему краю. Заглядывает внутрь. Его глаза расширяются.

– Покиньте комнату, мэм. Наверняка это просто тальк, но…

– Лучше перестраховаться. Я поняла, – отвечает Корри.

С бешено колотящимся сердцем она отходит на своё обычное место у заведующего сценой. Время тянется мучительно медленно. Она представляет себе Хэма Уилтса, растянувшегося мёртвым на полу гримёрки. Глупость, конечно, но после Рино и Спокана её мозг по умолчанию склонен к самому худшему.

Кейт завершает выступление громким «Спасибо, Омаха!» и сходит со сцены, улыбающаяся, раскрасневшаяся. Явно всё прошло на ура, что неудивительно для Корри: Кейт шлифует своё выступление с каждым городом. К приезду в Нью-Йорк она уже будет