Смерть куртизанки - Данила Комастри Монтанари
Комната Кризофора находилась на первом этаже — тесная каморка, где помещались только постель и хромоногий столик. Стенная ниша заполнена свитками. На нижней полке остался какой-то круглый след — очевидно, тут стояла бронзовая чаша, которой и была пробита голова учителя.
Тело лежало на полу в большой луже крови и воды, и нигде никаких следов. На краю кровавого пятна Аврелий заметил кучку какого-то зеленоватого порошка и поспешил собрать его прежде, чем осмотрел рану и определил, под каким углом был нанесён удар.
Чаша проломила голову от правого уха до середины затылка, как если бы убийца был примерно одинакового роста с жертвой.
Аврелий приподнял руку убитого: она была ещё мягкой, но шея уже начала коченеть. Сколько времени могло пройти с момента смерти? Несомненно, больше двух часов, но, возможно, три или четыре…
— Дверь в дом была заперта сегодня ночью? — пожелал узнать сенатор.
— Нет, дядя никогда не запирал её, и ключ оставался в замочной скважине, — ответила Ариадна.
— Кто нашёл его? — продолжал допытываться сенатор.
— Я нашёл, — с явной неохотой ответил Ничо. — Я всегда встаю с восходом солнца, и сегодня утром, прежде чем отправиться на работу, я вспомнил, что забыл у учителя свою кожаную сумку. Вошёл, чтобы забрать её, и увидел…
От дома Кризофора до большой виллы примерно полчаса ходу, подсчитал патриций. Поскольку Кастор налил ему вина, когда пробило полночь, то, если Ничо говорит правду, у убийцы было целых шесть часов, чтобы действовать без помех, хотя состояние трупа говорило о том, что убийство было совершено позднее, под утро.
— Хочу поговорить с каждым из вас отдельно. Начну с Фемисты, — заявил Аврелий, усаживаясь за стол под портиком, где ужинал накануне вечером. Девушка прикрыла паллой[76] волосы и села на край скамьи, опустив голову.
— Ты занимаешь комнату этажом выше. Как раз над комнатой учителя, и всё же утверждаешь, что ничего не слышала…
— Я крепко сплю и вчера вечером, как только вернулась, сразу легла спать.
— Одна?
— Конечно! — ответила она, не поднимая взгляда.
Сенатор потерял терпение:
— Девушка, когда я с кем-то разговариваю, то люблю смотреть человеку в глаза!
Фемиста медленно подняла на него взгляд. В её карих с золотой искоркой глазах читался упрёк.
— Давно встречаешься с Векониями? — бесцеремонно спросил сенатор.
— Я встретила Флория Векония вчера у фонтана Нептуна, — глазом не моргнув призналась ученица философа.
— Он хотел предложить тебе работу, чтобы ты танцевала для него?
Фемиста выпрямилась.
— Я больше не танцую. Я счастлива, что изменила свою жизнь, даже если для этого мне пришлось отказаться от роскоши и богатых подарков. Все мои потребности теперь сведены к минимуму.
— Так уж и все? — с сарказмом спросил Аврелий. — А зачем же тогда ожидала Флория у фонтана?
— Я вовсе не ожидала его! — ответила она, стараясь сохранить спокойствие. — Это долгая история. Нас познакомил его брат…
— Веконий Кварто, твой давний любовник… — заключил патриций.
Девушка сдалась: бесполезно молчать, когда всем известна эта история, так что лучше уж самой рассказать без злонамеренных искажений сплетников.
— Флорий влюбился в меня. Хотел жениться, но его отец оказался против, — равнодушно объяснила она, словно повторяла это уже тысячу раз.
— И нельзя отказать ему в правоте, — возразил патриций. — По закону твоего мужа стали бы считать сутенёром.
— Однажды во время семейной ссоры Флория сильно оскорбили, и он ушёл из дому. Отец, у которого было слабое сердце, не выдержал этого и скончался. Кварто заявил, что виновата во всём я, и так ославил меня, что разорил. И тогда добрый учитель пустил меня к себе в дом…
— А также в свою постель? — ехидно уточнил патриций.
Фемиста вскочила с места.
— Кризофор был для меня как отец. Он вернул мне покой, примирив меня с самой собой. Теперь я перестала думать о том, как бы заработать побольше денег, перестала бояться старости и ломать голову над тем, как во что бы то ни стало сохранить красоту.
— Но это тебе всё равно прекрасно удаётся, — не удержался Аврелий.
— Теперь я свободна, — продолжала девушка. — Не знаю ни соперниц, которых нужно побеждать, ни мужчин, которых нужно ублажать, ни ревнивых жён, которых нужно остерегаться. — Она ненадолго умолкла, потом, тяжело вздохнув, продолжала: — Но как же я глупа, что говорю с тобой как с гостем, вместе с которым мы ещё вчера ели чечевичную похлёбку. У римского сенатора наверняка есть дела поважнее, чем трудности простой женщины…
— Этот сенатор желает знать, кто убил твоего учителя, и он узнает, даже если для этого ему придётся опросить всех мужчин и женщин Геркуланума! — пообещал Аврелий с обезоруживающей улыбкой.
— Разыскивать убийц не дело философа и тем более танцовщицы, — возразила Фемиста, прежде чем уйти. — Да ты и сам убедишься в этом, сенатор!
Спустя некоторое время перед Аврелием предстала Ариадна.
— Мой дядя был щедрым человеком, даже слишком… Да, он всегда позволял этим подонкам, своим ученикам, пользоваться своей добротой. Представь, за своё гостеприимство он спрашивал с них всего один сестерций в день, столько платят самому последнему рабу. Он считал, что так постановил Эпикур. Но скажи-ка мне, откуда этот грек, живший сто лет тому назад, мог знать сегодняшние цены на побережье?
— У Кризофора было какое-то имущество? — пожелал знать патриций.
— Да совсем немного, — ответила Ариадна. — Дом, небольшое поместье и пара лавочек у главной дороги, которые он сдавал за бесценок…
«Не так уж мало, как племянница и наследница хочет меня заверить», — подумал Аврелий.
— И всё же бронзовая чаша, которой его убили, ценная вещь… — вкрадчиво заметил он.
— Это подарок Фемисты, которая года два назад жила очень даже неплохо, — вставила Ариадна, сверкнув глазами. — Никогда бы не поверила, что она сможет ходить в простой одежде и набирать воду в колодце. Трудно поменять привычки после определённого образа жизни… Мой дядя клялся, что между ними ничего не было, но, известное дело, старики тоже влюбляются. А она хитрая: опустив глаза и прикрыв голову, привлекала внимания даже больше, чем когда ходила полуголой. Потому что, надобно тебе знать, что прежде чем стать философом… — И Ариадна принялась пересказывать бесконечные сплетни, одна страшнее другой. — Вот так, сенатор, Фемиста погубила и Флория Векония. Эх, мужчины, чем они порядочнее, тем быстрее попадаются на уловки разных потаскух!
— А Ничо?
— Фемиста нисколько не нравится ему! — несколько поспешно пояснила Ариадна. — Он считает, что женщины должны выходить замуж и рожать детей, а не заниматься философией. Мне ничего другого и не
