Красота требует средств - Галина Балычева
— Пьер, дорогой! — вскрикнула она.
Но Эдька не позволил ей сорваться с дивана и удержал на месте.
— Лежи смирно, — приказал он, — может, у тебя сотрясение мозга. А Пьер твой — слабак. С трех рюмок коньяка — просто в лоскуты. А еще спорил со мной, что французы больше всех в мире вина пьют. То-то оно и видно, что вина... А как только дело до крепких напитков дошло, так он тут же и скис. А не умеешь пить — не пей! — философски заключил Эдька.
— Так он жив?
— Жив, конечно. Что ему сделается? Просто пьяный.
Эдька заставил Ленку снова положить голову на мягкий подлокотник дивана, а сам повернулся ко мне.
— А ты чего кричишь, не разобравшись? Умер, умер! Так людей действительно до обморока можно довести.
Я растерянно посмотрела на распростертого на ковре Пьера.
— Так, значит, он пьяный? Вот чёрт! А я-то подумала, что он помер. Это, наверно, из-за того, что у него все лицо в крови. Так он точно пьяный?
— Пьяный, пьяный, — успокоил меня Эдька. — Еще бы ему не быть пьяным. Разве может француз против русского мужика потянуть? Да никогда. Он мне теперь ящик коньяка проспорил.
— Так это ты, что ли, его напоил? — с гневом уставилась на брата Ленка. — Ты? Ты что не знаешь, что он больной человек и у него почки и сердце!..
— Да ничего я его не поил. Он сам напился. И насильно ему в рот никто ничего не вливал. Просто он попытался пить наравне со мной. Уж не знаю, зачем ему это понадобилось. Так я что, виноват, что ли?
Эдька сделал невинную морду, дескать, он здесь ни при чем, но в глазах его прыгали черти. Он был явно доволен, что сумел перепить француза.
— Еще бы не виноват, — окрысилась на него Ленка. — А ну давай неси его теперь в спальню!
Она отпихнула от себя Эдьку и, держась за голову, с трудом поднялась с дивана.
— О господи! Один русский затесался в компанию приличных людей и весь праздник умудрился перепортить. Как мы теперь понесем его мимо всех гостей?!
— Ничего, Элен, не беспокойся, — успокоил ее Морис. — Мы пронесем его через библиотеку. Идемте.
Морис с Эдькой подхватили под руки пьяного Пьера и потащили его в опочивальню. При этом Эдька обиженно бубнил:
— Я-то здесь при чем? Мы же вместе пили. Он напился, а я нет. Чем же я виноват... я же не напился.
В принципе в его словах была определенная логика. Пьер взрослый человек и вполне может отвечать за свои поступки. И если у него больные почки или сердце, так не пил бы. Насильно-то ему в рот действительно никто ничего не вливал. Однако Ленка никакой логики видеть не желала.
Мы шли с ней вслед за мужчинами, и теперь весь свой гнев она перекинула на меня.
— А ты чего заорала, что он умер? Ты что слепая, что ли, пьяного от мертвого не можешь отличить? Да меня от твоих слов чуть кондрашка не хватил.
— Но он так неожиданно упал, и у него было такое лицо... — оправдывалась я, — что я подумала, что он умер. И потом я же не врач в конце концов. Ты вон хоть и врач, а и то сначала ничего не поняла.
— Я уролог, а не патологоанатом, — огрызнулась Ленка, — а после того, как ты заявила, что Пьер умер, у меня все перед глазами поплыло, и я уже ничего не соображала.
Я с сарказмом покосилась на подругу. Все они, эти врачи — специалисты узкого профиля. Живого от мертвого отличить не могут.
— И вообще я подумала, что его убили, — сказала Ленка.
— Кого?
— Пьера.
— Кто?
— Ну откуда я знаю — кто? Ну может быть, это опять на меня...
Тут Ленка остановилась и, сделав испуганное лицо, прошептала:
— Слушай, а может быть, нас обоих хотят убить? И теперь непонятно, в кого сегодня на охоте стреляли, в меня или в Пьера?
— Вообще-то стреляли в меня, — напомнила я.
Ленка озадаченно покачала головой и не согласилась.
— Нет, в тебя попали случайно, а стреляли в кого-то из нас. Но кто? Кому, интересно, мы с Пьером могли перейти дорогу?
Пока мы стояли и думали, кому Ленка с Пьером могли перейти дорогу, наши мужчины ушли далеко вперед и, завернув за угол, совсем скрылись из виду. В какой коридор они свернули, мы не заметили, и теперь, для того, чтобы благополучно добраться до спальни, следовало рассчитывать исключительно на Ленкино знание поэтажного плана здания, то бишь замка, потому что я в чужих домах ориентируюсь из рук вон плохо.
Хорошо бы еще, чтобы Ленка и меня потом проводила в мою собственную спальню. А то комнаты в замке не пронумерованы, как в гостинице, и я, естественно, могу заблудиться.
В результате так и получилось. Когда Пьера принесли в его спальню, он вдруг неожиданно пришел в себя и заявил, что требует продолжения банкета. Тогда Ленка с Эдькой сразу же потащили его в ванную под холодный душ, а Морис отправился в бар за минеральной водой и лекарствами от сердца. Вряд ли Пьер имел в виду такое продолжение банкета, но, судя по всему, другого ему не светило.
Я потопталась некоторое время в одиночестве в чужой спальне, а потом решила попытать счастья и добраться до своей комнаты самостоятельно, тем более, что было уже довольно поздно, и вообще я с ними уже здорово выбилась из сил.
Я вышла из Ленкиной комнаты, прошла один коридор, второй, осмотрелась на местности и, заметив в конце коридора знакомого средневекового рыцаря, вернее его металлические доспехи, обрадовалась, что так скоро нашла свою комнату.
— Ну хоть в этом повезло, — с облегчением вздохнула я и пошла по направлению к доспехам.
Вообще-то от посещения замка с его карнавалом и охотой я ожидала чего-то большего. Не то чтобы мне здесь совсем ничего не понравилось. Нет, мне здесь как раз многое понравилось. Но как-то с самого начала все не задалось: то Макс вдруг объявился совершенно некстати, то этот дурацкий выстрел на охоте, а теперь вот еще и Пьер напился.
И тут я вспомнила про Фиру.
— О, господи! —
