Черное Сердце - Анна-Лу Уэзерли
«Но ради большого члена Дэна, а?»
Я хочу смеяться. Все это действительно смешно, абсурдно. У меня такое странное чувство, как будто он хочет обнять меня на секунду. Именно в этот момент я понимаю, что он собирается похоронить это. Он собирается похоронить это, и я не уверен, что хочу спасения.
«Вы близко знали подозреваемую и никому не сказали… вы договорились встретиться с ней без должного прикрытия, а потом эта сумасшедшая сука пошла, проглотила яд и умерла у нас под стражей!»
Он не дает мне времени ответить. «Процедура, «говорит он, — ты знаешь это так же хорошо, как и я. Вы подвергли риску себя, всю операцию, вы утаили информацию от команды, вы приняли неортодоксальные меры».
Я киваю. Я устал». Я добился желаемого результата, «тихо говорю я. — Джордж была найдена невредимой, и она практически призналась в обоих убийствах.
Вудс улыбается так, словно я только что открыла ему секрет, который он уже знал.
Я продолжаю объяснять, что я знал, что она придет встретиться со мной. Таким образом, то, как я это разыграл, в значительной степени гарантировало арест. Я рассказываю ему, как я использовал наши отношения как средство пленить Ребекку Харпер и что, хотя это была авантюра, я чувствовал, что должен на нее пойти. Пока я рассказываю ему все это, я слышу, как нелепо все это звучит, как невероятно.
Я наблюдаю за Вудсом, за тем странным, забавным человеком, каким он является.
«Это было найдено среди вещей в ее камере хранения», — говорит он, кладя папку на стол и кивая на нее. «Она знала, кто ты, Дэн».
Я опускаю взгляд на стол. Боюсь открывать папку, но все же открываю, на пробу. Я беру ее. Смотрю на нее. Это альбом для вырезок из газет и Интернета, посвященный смерти Рэйчел и судебному процессу. Там есть моя фотография, сделанная, когда я делал короткое заявление для прессы после вынесения приговора Мазерсу. На одной фотографии мы с Рейчел тоже, на вставке мы вместе на вечеринке по случаю сорокалетия подруги — я обнимаю ее одной рукой — и на одной Рейч на велосипеде, в кожаных штанах, держащая шлем подмышкой, улыбающаяся.
«Она знала какое-то время».
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Итак, я стал частью истории Ребекки. Историю, которую она написала заранее и уже знала конец. Она все время контролировала ситуацию, играла на мне, как на гитаре. Только Вудс не была полностью при деньгах. Она не знала все время. Мои мысли постоянно возвращаются к ночи ее ареста в греческом ресторане, когда она назвала меня полным именем. Я никогда не вспоминал, чтобы говорил ей об этом, но она и так знала. Я гуглю слова «Рэйчел», «авария на мотоцикле» и «смерть». «Моя девушка» входит в тройку лучших: «Жених полицейского, 35 лет, погиб в аварии на мотоцикле». Под заголовком «Недотрога» стоит подпись. Я моргаю, глядя на экран.
Ребекка хотела, чтобы ее поймали; и она хотела, чтобы я поймал ее, как только она узнает, кто я на самом деле. Но почему? Это вопрос, который теперь останется без ответа, вопрос, который она унесла с собой в могилу. Было ли так, как сказал Мэгнессон, что у Ребекки были совершенно разные личности и это были буквально два разных человека, которых она могла разделить?
Возможно, она хотела такой же любви, какая была у нас с Рейчел, и надеялась, что я дам ей это? Я не знаю. Возможно, она фантазировала о том, чтобы вести нормальную жизнь, подобную той, которая, как она думала, была у меня, и, возможно, она знала, что у нее никогда этого не будет, но притворяться было приятно. Возможно, в глубине души она знала, что ни у кого из нас никогда по-настоящему не будет той жизни, которую мы оба хотели, и из-за этого она чувствовала связь со мной. Я не знаю, но эти вопросы будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь.
Иногда нет никакого «почему».
Мне дали шестинедельный оплачиваемый «отпуск» по личным обстоятельствам, и Вудс сказал мне, что у него достаточно времени, чтобы «разгрести кровавый беспорядок, который я оставил после себя», и уладить дела с IPCC. Он сказал мне взять отпуск, и в рамках сделки я должен пройти некоторые консультации. Я пока не сделал ни того, ни другого, но я подумываю о том, чтобы съездить в Лос-Анджелес, может быть, заехать в Камбрию, съездить туда, где я в последний раз развеял прах моей девочки.
Я наношу визит Джанет Бакстер и объясняю, что мы поймали женщину, убившую Найджела. Я должен ей все объяснить; я должен поставить ей точку. Я рассказываю ей о Ребекке Харпер и немного рассказываю о прошлом, а затем, наконец, раскрываю, что эта женщина покончила с собой и умерла под стражей в полиции, что будет расследование, но я искренне сожалею, что в результате суда не будет. Я кладу свою руку на ее, когда объясняю, и прикосновение кажется теплым.
Я не говорю ей, что познакомился с Ребеккой или как. Вудс сказал мне хранить это в тайне, он сказал, что никто не должен знать. Он и я — единственные, кто посвящен в эту информацию. Дэвис заставили замолчать. Но она хороший коп — Люси Дэвис, преданная своему делу. Вудс собирается проделать работу по сокрытию. Мне хотелось бы думать, что это решение он принял, чтобы спасти мою шкуру — и репутацию, — но на самом деле я думаю, что это, скорее всего, спасет его ежегодное членство в гольф и его лицо. Тем не менее, это беспрецедентный шаг с его стороны. Не знаю, благодарен я ему или нет.
Джанет Бакстер испытывает облегчение, когда я рассказываю ей о малыше Джордже и о том, как близок он был к тому, чтобы встретить тот же страшный конец, что и ее Найджел. Даже сейчас, когда некого посадить за решетку за преступление против ее мужа, она не проявляет ничего, кроме сострадания. Без злобы она говорит, что рада смерти Ребекки Харпер. «Возможно, теперь мы все можем попытаться двигаться дальше».
Я чувствую печаль от Джанет Бакстер, которую узнаю в себе, своего рода свершившийся факт, усталую покорность ее положению — и жизни без мужчины, которого она любит. «Он был глупым
