Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп
Франческа спросила Бруно Валетту, назвалась его старой подругой и сообщила, что не видела Бруно целых пятнадцать лет. Он ведь здесь живет, не правда ли?
— Бруно? — Механик состроил озадаченную мину и стал изучать чужаков прищуренным взглядом. — Он уже лет десять как уехал отсюда в Англию или Швецию. Я тогда купил у него мастерские и с тех пор больше ничего о нем не слышал.
Хотя Гропиус и не разобрал ни единого слова, он сразу понял, что тут они тоже ничего не узнают и бесполезно даже пытаться расспрашивать здесь о Туринской плащанице.
— Пойдем! — сказал он Франческе.
Поскольку Зокка вовсе не была тем местом, где хотелось бы провести отпуск, они решили вернуться в Турин.
Из-под дворника на лобовом стекле минивэна Франчески торчал листок бумаги, она взяла его в руки.
— Что это? — с любопытством спросил Гропиус.
Франческа прочла: «Если вы хотите узнать что-нибудь о Маттеи и Валетте, я жду вас на мосту через Танаро».
Гропиус огляделся. На деревенской площади было ни души.
— И как это понимать? — сказал Гропиус.
— Танаро, — размышляла в слух Франческа, — это может быть только та река за долиной. Я помню, там был мост, да! Похоже, что в этом проклятом Богом месте все-таки есть люди, которые могут что-то рассказать. Поехали!
Пока они ехали по долине по узкой, совершенно разбитой дороге, Гропиус выражал свои сомнения в том, стоит ли им вообще соглашаться на эту встречу. Горький опыт сделал его очень недоверчивым, и вообще, он больше не верил в успех их предприятия. Но когда вдали показался мост, Гропиус все же решился.
Франческа увидела того молодого человека, который сидел в траттории за соседним столиком. Он поджидал их, облокотившись на перила моста, его мопед стоял тут же.
Франческа вышла из минивэна, Гропиус остался в машине.
— Так что вы хотели от Джорджио Маттеи? — перешел молодой человек прямо к делу. Ему было около двадцати лет, одет он был в джинсы и дешевую кожаную куртку, но вовсе не производил впечатление бедняка.
— Я слышал ваш разговор. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
Франческа осторожно осмотрелась, после чего дала Грегору знак выйти из машины.
— Что вы знаете о Джорджио Маттеи? — спросила она юношу. Гропиус как раз подошел к ним.
— Я Джорджио Маттеи, — ответил парень, — сын того человека, о котором вы спрашивали. Я решил, что будет лучше, если в Зокка никто не узнает, что я разговаривал с вами. Дело в том, что семьи Маттеи и Валетты считаются у нас вроде как вне закона. Моя мать даже снова взяла девичью фамилию, чтобы забыть свое прошлое.
— А вы?
— Ну, я не могу прямо сказать, будто горжусь тем, что ношу фамилию Маттеи, но отрекаться от нее тоже не собираюсь. Я не несу никакой ответственности за действия моего отца. А почему вы, собственно, им интересуетесь? Он получил пожизненное заключение, и, похоже, что раньше его не выпустят. Я знаю, о чем говорю, я учусь на юриста.
Франческа и Гропиус удивленно переглянулись. Ситуация складывалась немного комичная.
— Возможно, вы знаете, о чем идет речь, — заметила Франческа, — в любом случае не об убийстве, из-за которого ваш отец получил пожизненное.
Джорджио выпятил нижнюю губу и кивнул:
— Вы хотите знать, кто поручил моему отцу отрезать кусок от Туринской плащаницы.
— Поэтому мы здесь. Это обстоятельство важно для нас в связи с совершенно другой историей! Вы действительно знаете подробности?
— Хм. А если и так? — спросил парень вызывающе. — Знаете, мое обучение — вещь дорогая, а вы, наверное, заметили, что траттория моей матушки не приносит почти никакого дохода. Мне приходится самому зарабатывать на учебу.
— Он хочет денег! — шепнула Франческа Гропиусу.
Гропиус изучающе посмотрел на парня и сказал:
— Спроси его, знает ли он имя заказчика своего отца.
Франческа перевела вопрос, и юноша кивнул:
— Он называл имя моей матери, а она сказала мне. Она решила, что если с ней что-нибудь случится, то, вероятно, эта информация сможет принести мне деньги.
— Заботливая мать! — заметила Франческа с иронией в голосе. — Итак, сколько?
— Десять тысяч!
Гропиус понял, сколько потребовал молодой Маттеи, и схватил Франческу за руку:
— Пойдем, о такой сумме нечего и говорить.
Франческа извинилась и сделала вид, что собирается вернуться к машине, тут Джорджио взволнованно крикнул ей вслед:
— Синьора, если хотите, я согласен и на пять!
Гропиус покачал головой.
— Пойдем, мы уезжаем! — повторил он.
— Даже на четыре, нет, на три тысячи! Но это мое последнее предложение! — чуть не плача, кричал юноша им вслед. Но Франческа завела машину и поехала.
Джорджио быстро вскочил на мопед и поехал по узкой дороге рядом с минивэном. При этом он знаками показывал Франческе, чтобы она открыла окно.
Франческа опустила стекло, и Маттеи прокричал:
— Синьора, я готов торговаться. Сколько вы предлагаете?
— Тысячу, — сказал Гропиус, обращаясь к Франческе, — предложи ему тысячу и ни центом больше. Остановись!
Франческа нажала на тормоз.
— Тысяча, — сказала она, когда автомобиль встал.
— Договорились! — ответил Джорджио, улыбаясь так, как будто он и сам не очень верил в успех своего первоначального требования. — Но обещайте никому не говорить, откуда у вас эта информация!
— Нет, конечно, — ответила Франческа, — это и в наших интересах.
Пока Гропиус доставал деньги, Джорджио установил мопед и подошел к машине.
— Мой отец, — начал он, — в те времена держал семью на плаву тем, что разбойничал или мошенничал. За пару тысяч лир он был готов практически на все. В определенных кругах многие знали его адрес, телефонов в Зокка тогда еще не было. Однажды у нас появился один мужчина и предложил моему отцу пять миллионов лир за одну услугу. Пять миллионов для нас были огромным состоянием, на самом деле это всего какие-то две с половиной тысячи евро — и все равно даже сейчас это много для любого жителя Зокка. Мой отец тут же согласился.
— А имя мужчины? — нетерпеливо спросила Франческа.
— Шлезингер, немец, Антонио Шлезингер.
— Арно Шлезингер?
— Точно. Арно Шлезингер!
Франческа и Гропиус многозначительно переглянулись.
— Вы не первые, кто интересуется моим отцом, — продолжил Джорджио, — вскоре после процесса, который тогда освещался во всех газетах, потому что после ограбления собора отец совершил заказное убийство, появились какие-то люди. Они хотели знать, не отрезал ли Джорджио Маттеи для себя тоже маленький кусочек плащаницы. И предлагали кучу денег. Но увы — мы весь дом перевернули.
— Разговор останется между нами, — сказала Франческа и отдала юноше деньги, — желаю успеха в учебе!
Обратная дорога в Турин прошла в молчании. Гропиус думал о своем. Если все, что удалось узнать о Шлезингере, собрать воедино, получалось, что он был не только гениальным ученым, но и нечистым на руку человеком. Одержимый своей идеей, он готов был заплатить любую цену, чтобы добиться поставленной цели. Судя по всему, он получил желаемое, и доказательство — его банковский счет. Но и это еще не все. То, что Шлезингер умер не своей смертью, ясно говорило, что он слишком много знал.
На вопрос, кто был готов заплатить Шлезингеру десять миллионов за молчание, чтобы Воскресение и Вознесение Иисуса не было оспорено и опровергнуто, был только один ответ: Ватикан. У Римско-католической церкви было достаточно денег, чтобы заставить Шлезингера замолчать. По сравнению с той взрывоопасностью, которую содержало в себе открытие, десять миллионов были мелочью, так, гроши…
Что касалось Грегора Гропиуса, то ему давно уже не столь важны были собственная реабилитация и доказательство того, что он стал жертвой криминала. Он должен был найти людей, которые мастерски дергали за ниточки, оставаясь в тени. Это была уже страсть, навязчивая идея, которую он не мог в себе подавить. Так одержим маньяк, преследующий женщин только в сапогах на высоких каблуках.