Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг
Официант принял у них заказ, и они выпили белого вина.
— Вы должны понять, — продолжила Франческа, — я дорожу своей работой. Мне пришлось долго бороться, чтобы получить это место. Раньше я занималась совершенно другими вещами.
Гропиус не решился ее расспрашивать. Он с удовольствием рассматривал свою собеседницу. На Франческе был пиджак из мягкой зеленой кожи, надетый на голое тело. Так что вопрос о спрятанном пистолете, который он задавал себе еще в Берлине, разрешился сам собой.
— Я работала в банке, — сказала Франческа.
— И это было слишком скучно! — ухватился Гропиус за возможность начать беседу.
— Ни в коем случае. — Франческа замолчала и через некоторое время продолжила: — Меня выбросили на улицу в один день, без выходного пособия. Это была моя вина: я выдала одному журналисту сведения о долгах одной знаменитой персоны. Разразился скандал, и меня уволили. Возможно, теперь вы поймете, почему вам ничего не удастся узнать. Я просто не могу себе позволить еще раз оказаться на улице. Мне необходимо заботиться о себе и еще о двух людях.
— Вы замужем?
— Нет, в смысле да. Я не хочу об этом говорить.
— Я понимаю.
— Ничего вы не понимаете! — Франческа впервые смутилась. — Извините, синьор, но на эту тему я не люблю беседовать.
Гропиус кивнул.
— Я хотел сказать, я понимаю вас, в этом смысле мне тоже несладко.
— Вы женаты, синьор?
— Нет, в смысле да. — Он пожал плечами.
Оба рассмеялись. Но смех Франчески был чуточку печальным.
Официант принес устриц, и Франческа удивилась тому, с какой ловкостью Гропиус начал их разделывать.
— А вы? — спросила она мимоходом. — Чем вы занимаетесь? Или это тайна?
— Я хирург в мюнхенской клинике. Я пришиваю пациентам органы: сердца, почки, печень. Но наверное, это не самая приятная тема во время ужина.
— Ну что вы! Мне очень интересно! — возразила Франческа. — Расскажите мне о своей работе, профессор!
Вообще-то Гропиус совершенно не собирался рассказывать о себе, но прекрасная синьора, которая его внимательно слушала, и атмосфера в этом уютном ресторанчике располагали к тому, чтобы облегчить душу. Так что Гропиус говорил о работе, о загадочной смерти Шлезингера и своих безуспешных попытках найти решение свалившихся на него проблем. Своим рассказом он привел Франческу в совершенное изумление.
— Я должен признать, — сказал он, — что все это звучит невероятно, но это правда. Не желая того, я ввязался в такое дело, из которого теперь никак не могу выбраться, если не найду для него правдивого объяснения. Но я ведь хирург, а не тайный агент. — Он беспомощно покачал головой.
Остерия постепенно заполнялась посетителями, похоже, что у ресторана было доброе имя. Франческа пристально разглядывала профессора, как будто все еще сомневаясь в его истории. Гропиус поймал ее недоверчивый взгляд и настойчиво повторил:
— Это правда.
Франческа поглощала устриц в глубокой задумчивости. Грегор восхищенно наблюдал, как она губами высасывала их желто-коричневое содержимое. Он раньше и представить себе не мог, как эротично может выглядеть женщина, которая ест устриц.
— И вы думаете, что товар, который я привезла в Берлин по поручению де Луки, непосредственно связан с вашим случаем? — спросила она и поднесла к губам бокал с вином.
Гропиус поймал себя на мысли, что женщина, сидящая напротив, сейчас намного важнее для него, чем та причина, которая привела его сюда. Он заметил, что его фантазия пустилась в самостоятельный полет, но перспектива растопить эту холодную красоту была столь же малообещающей, как и попытка расплавить все полярные льды в огне камина. Поэтому он просто вежливо ответил на поставленный вопрос:
— Мне ничего другого не остается, как думать именно так. Я должен проверить все следы.
— Но, профессор, разве это не задача полиции?
— Конечно, но если я оставлю это дело полиции, то постарею раньше, чем они решат эту загадку. У нас все примерно так же, как и в Италии. Полиция организовала специальную комиссию, которая с удовольствием изучает бумаги, а исполнительный прокурор занят главным образом тем, что считает, сколько дней ему осталось жить до пенсии, — а ему около тридцати. Я боюсь, что потеряю работу и профессорскую степень, если не найду доказательств того, что в смерти Шлезингера виновата преступная группировка.
Франческа наклонилась к Гропиусу:
— Это хорошо, что вы не сказали вслух этого слова, профессор. Никто не решится здесь произнести его, если он, конечно, сам к ней не относится.
Гропиус понял, на что она намекала, и кивнул.
Она улыбнулась и, понизив голос, сказала:
— Лучано де Лука руководит одним научно-исследовательским институтом на другом берегу реки. Он очень дружелюбный, полноватый господин с жидкой шевелюрой. Де Лука носит темные очки с очень толстыми линзами, которые делают его глазки совсем маленькими, как у поросенка. А вообще он милый, общительный пожилой господин. Институт находится в переулке, начинающемся от проспекта Чиери. Вот его номер телефона. Если вы меня выдадите, на следующий день у меня не будет работы.
При этом она протянула Гропиусу визитную карточку.
Гропиус поймал руку Франчески и восторженно ее поцеловал. Эта женщина была для него загадкой, ее поведение не переставало его удивлять. Он взял визитную карточку и спрятал в карман.
— Но, пожалуйста, не спрашивайте меня о содержимом посылки, — попросила Франческа после долгого молчания, — я действительно этого не знаю. — Заметив недоверчивую ухмылку Грегора, она добавила: — В прошлом году у меня было одно задание отвезти похожую посылку из Милана в Лондон. Я не знала, что внутри, но знала страховую сумму — полмиллиона. Получателем был аукционный дом Сотбис. Месяц спустя я прочла в газете о том, что я транспортировала: старый конверт с «Голубым Маврикием»[14]. Его цена на аукционе дошла до миллиона, миллиона фунтов стерлингов! У меня до сих пор кружится голова от одной этой мысли.
Грегор коснулся под столом ее ноги. «Не важно, пусть даже она отвесит тебе сейчас оплеуху», — подумал он и посмотрел на нее вызывающе.
Франческа не лишилась самообладания и спокойствия. Наоборот, с выражением лица, которое можно было истолковать двояко, она прошептала:
— Синьор Гропиус, вы не хотите проводить меня домой?
Это звучало так, как будто она хотела сказать: «Вечеру пришел конец, пора идти!», но с тем же успехом ее слова можно было понять и как: «Давай просто поедем ко мне!»
Его ответ тоже можно было интерпретировать по-разному:
— Не мог представить себе ничего более прекрасного, синьора!
С этими словами он кивнул проходившему мимо официанту и расплатился. Пока они шли к выходу, Франческа заметила:
— Обстановка моей квартиры не должна вас смущать, наверняка вы привыкли к лучшему. Квартиры в Турине дороги,
